Марина Голуб в жизни, театре, кино. Воспоминания друзей
Шрифт:
Александр Левенбук вспоминает, как, вернувшись в Москву, Марина первым делом позвонила ему:
– Алик, это я. Когда у нас репетиции?
На следующий день Марина Голуб была в театре. И вновь её смешная, разбитная Дора садилась в поезд – «Поезд за счастьем». Её героиня, сменившая множество мужей, так и осталась у разбитого корыта.
– Еврейские мужья – это как чемодан без ручки: и нести тяжело, и бросить жалко. От них, кроме храпа, ничего, – многозначительно подытоживала Марина и, покидая сцену, кокетливо смотрела на мужчин в зале. В её игре были и гротеск, и трагикомедия, и абсурд.
Броская
В какой-то момент Марина Голуб пришла к Левенбуку и сказала:
– Алик, я ухожу.
– Жалко ли мне было отпускать любимую актрису? Конечно, жалко, – это уже слова Александра Левенбука. – Но я понимал, что в «Шаломе» она не будет играть ни Шекспира, ни Брехта, ни Мольера, ни Горького. Вся лучшая мировая драматургия не для нас – у нас другой формат. Поэтому заявление я подписал без паузы.
Началось, что называется, свободное плавание. Середина 90-х. Киностудии простаивают, предложений от театральных режиссёров не поступает.
Телевидение
– У каждого случаются моменты поиска, – говорила актриса. – Вот я искала-искала и в середине 90-х нашла – телевидение. Некоторое время делала передачу для детей «Праздник каждый день». Сама переносила старинные народные сюжеты в наше время, сама была и Емелей, и Щукой… Потом эта передача загнулась.
И вдруг Олег Марусев предложил мне собрать команду Дома актёра для его телеигры «Пойми меня». Мы так хорошо сыграли, что Олег сказал: «А давай, ты будешь ведущей! Я в тебя верю. Пробуй!» На всю жизнь я запомнила, как Олег в трудную минуту протянул мне руку. С тех пор мое кредо – помогать людям [13] .
Я попробовала, провела несколько программ и именно тогда попалась на глаза Анатолию Григорьевичу Малкину, задумавшему делать «Эх, Семёновна!». Он сказал: «Вот такая энергетика мне нужна!» Всё сошлось. Так на три года я стала ведущей передачи «Эх, Семёновна!».
13
Сперанская Мария. Я всегда розовая героиня: интервью с Мариной Голуб // МК Бульвар. 3 ноября 2004.
Друзья шутили: «Это ноу-хау какое-то – ведущая актриса еврейского театра и вдруг – русская Семёновна!».
Но программа набирала обороты. Участники из самой народной гущи – метким языком частушки с острым словцом – рисовали портрет нового времени. И верховодила всем этим Семёновна. Она же Марина Голуб.
Критика возмущалась: «Ужас какой! Вытащили на телевидение мат! Зачем?» Ведущая парировала:
– Фольклор для русских – всё равно, что для испанцев коррида. Весь мир возмущается, как испанцы убивают животных (это при живом-то короле!), но такой у них национальный «прибамбас». А у нас – другой. Всегда найдётся тот, кто будет недоволен и будет говорить, что это плохо, и как же вы воспитываете население. <…> Ну уж если совсем что-то неприличное, мы просим не допевать до конца или закрываем каким-нибудь «ку-ка-ре-ку». Но зато народный колорит какой! <…>
Бабулька одна пронзительным голосом пела: «На колготках «Пилигрино» // Мой повесился сосед, // До чего висит красиво, // Ни одной затяжки нет». Грандиозно же! Есть уникальные частушки по мысли и по исполнению. А все, что поются про политику, говорят о рейтинге. Включаете «Эх, Семёновна!» и понимаете, кто популярен, кто нет, кого любит народ, кого не любит [14] .
Впрочем, через какое-то время передачу стали перебрасывать с одного канала на другой. Судьба «Эх, Семёновна!» повисла на волоске. Но взамен неё, на радость Марине, началось сотрудничество с «Утренней почтой». И это тоже стало заметным этапом в её телевизионной биографии. Но об этом позже.
14
Заславский Григорий. Полевой судья: ннтервью с Мариной Голуб // Независимая газета, 16 дек. 2000.
Дом
Первые воспоминания о маме? Они такие отрывочные… Мне три или четыре года. Мама возится со мной, а я знаю, что утром ей на гастроли, и потому незаметно привязываю пояс от её халата к своему пальцу. Потом я просыпаюсь, а мамы уже нет.
Дочь Марины Голуб – Анастасия – вспоминает:
– Перед сном она рассказывает мне сказки. Сочиняет на ходу просто фантастически. Мы, валяясь в кровати, вместе умираем от смеха. Ни о каком сне не может быть и речи. Мама рядом, я безмерно счастлива.
Чего я только ни делала, чтобы она не уезжала! Но актёрская профессия жестокая. Маме приходилось уезжать.
Со мной поочерёдно сидели все члены нашей семьи: прабабушка Настя, бабушка Люда, когда сама не гастролировала, и дедушка Гриша, который всегда был рядом. Вот фактически у них на руках я и росла.
Но чем прекрасна жизнь артистического ребёнка? Все испытывают бесконечную вину перед ним и заглаживают её подарками. Мама меня буквально одаривала самыми невероятными игрушками и нарядами, каких ни у кого не было…
А потом она стала меня брать на гастроли. Ей единственной разрешали это делать, потому что я была очень тихим ребёнком. Я могла часами сидеть молча и рисовать. А иногда начинала странно танцевать. Слышала какую-то музыку внутри и двигалась. Я обожала мыть посуду, как смешно это ни прозвучит. Ещё совсем маленькой я могла перемыть всю грязную посуду после огромных застолий. А их в нашем доме случалось огромное множество. Столы накрывали с широтой и лёгкостью. Мама и бабушка прекрасно готовили и меня научили.
У нас в доме было железное правило: если мама спит – должна быть гробовая тишина. Я помню, как впервые смотрела по телевизору балет. А потом увидела балет в Большом театре и пришла в неописуемый восторг:
– Мам, представляешь, они танцевали под музыку!
– Конечно, под музыку. Это же балет.
– А я знаю один балет, который танцевали без музыки.
– Такого не может быть.
– Целый балет, мама, поверь мне.
Мама заулыбалась, поняв, что я просто соблюдала установленный закон – ни звука по утрам. Не дай бог, упадёт карандаш! Я поднимала его, оборачиваясь на дверь: а вдруг из-за меня теперь мама не выспится.