Марина Мнишек
Шрифт:
Со времени пересечения границы Московского государства поезду сандомирского воеводы Юрия Мнишка пришлось немного перестроиться. Первенствующая роль перешла к царице Марине Мнишек. Отныне все присутствовавшие в ее свите должны были понять, что именно она является центром всеобщего внимания.
В первый день в Московском государстве было отчего-то тревожно, поэтому, страшась непонятных «засад», отправили вперед несколько колясок и повозок. Царица и сопровождавшие ее женщины ехали в самом конце процессии, охраняемые гусарами и пехотой. Между тем следы приготовлений к встрече царицы были заметны. Автор «Дневника Марины Мнишек» записывал, что «на каждом ручье были приготовлены хорошие мосты, и так до самой Москвы». В селах, по русскому обычаю, проезжавших встречали священники с хлебом и солью «в знак расположения, прося о милости».
Первый ночлег в Красном, на дороге от границы к Смоленску, не понравился гостям («бедновато для первого раза»). Пришлось сандомирскому
Через день после того, как Марина приехала в Московское государство, состоялась первая торжественная встреча. Теперь Мнишков и всю свиту приветствовали не какие-то четыре рядовых пристава, как на границе, а двое давно ожидавших приезда царицы бояр и царских посланников – Михаил Александрович Нагой и князь Василий Михайлович Мосальский. Их сопровождала тысячная охрана, в которую также входили члены Государева двора. Все знатные москвичи пришли в избу, где остановилась царица Марина Мнишек, отдали ей царские грамоты и говорили речи, кланяясь до земли. Отдельно были отданы грамоты царя Дмитрия Ивановича воеводе Юрию Мнишку. Для царицы Марины были приготовлены 54 белые лошади. Кроме того, еще с зимы ее дожидались великолепные сани, украшенные царским гербом. Теперь, правда, они сделались совершенно ненужными.
Только с этого момента стала возрождаться надежда на повторение краковского великолепия, едва было не иссякнувшая в связи с не очень впечатляющим первым приемом свиты Мнишков при пересечении ими границы. Можно представить, с какой радостью царица с сопровождающими ее дамами пересела в присланные ей «три кареты с окнами, внутри обиты соболями, шоры бархатные». Нарядные дамы, сидевшие в комфортных каретах, теперь уже с интересом должны были рассматривать в открытые окна просторы нового отечества царицы Марины Мнишек.
Весь царицын поезд двинулся в путь под двойной охраной польских гусар и московских служилых людей. По двенадцати лучшим белым лошадям в одной упряжке издали можно было легко определить, где среди этих нескольких тысяч людей находилась карета новой московской царицы.
21 апреля царицын поезд остановился в Смоленске. Марине Мнишек предстояло еще одно испытание – встреча с ее новыми подданными, на этот раз в городе, о возвращении которого под руку Речи Посполитой мечтало не одно поколение польской шляхты. И вот теперь мечта, кажется, сбывалась. Со временем Смоленск было обещано возвратить королю Сигизмунду III. Пока же народ просто высыпал навстречу столь неожиданным гостям. Казалось, весь город встречал царицу, расположившись на стенах потрясающей своими размерами Смоленской крепости. Один из сопровождавших Марину Мнишек дворян записал позднее в своем дневнике, что «народу было до нескольких десятков тысяч, которые челом били и соболей дарили». Навстречу Марине вышло смоленское духовенство с образами Пресвятой Богородицы, «которые подавали ее величеству целовать». Кроме того, угощали хлебом и солью, к чему поляки уже начинали привыкать. Бояре, посланные царем Дмитрием Ивановичем, устроили обед для воеводы Юрия Мнишка и его близких. Царица же в это время «во дворе своем обедала».
Смоленский пир плохо повлиял на воеводу Юрия Мнишка. Он заболел, и из-за этого пришлось задержаться в Смоленске на некоторое время. Между тем свита воеводы с трудом управлялась в непривычных для нее московских избах. Пару раз едва не устроили пожар, причем один раз загорелось на кухне в доме, где останавливалась сама Марина. Но гораздо более неприятное происшествие случилось со слугой автора «Дневника Марины Мнишек». Некий пахолик запалил порох, «которым себе выжег глаза и лицо». Только потом (и не одному автору «Дневника Марины Мнишек») стало понятно: «И то, видно, было первое худое предзнаменование дальнейших наших неудач…» [99]
99
[99]См Дневник Марины Мнишек С 35-37, Записки Станислава Немоевского С 20-26.
Недомогание пана воеводы не сказалось на обычном распорядке дня. В воскресенье 23 апреля отслужили католическую мессу. Немало смолян собралось посмотреть на невиданное зрелище. Люди толпились, ломая ограждения, и долго удивлялись звучавшей музыке.
Дорога от Смоленска до Москвы выглядела уже лучше, она была выровнена и замощена, однако даже при этом поезду царицы Марины Мнишек не удалось избежать несчастных приключений во время переправ через разлившиеся реки. Снова форсируя Днепр, потеряли
100
[100]Дневник Марины Мнишек С 37.
Тем временем подготовка к встрече царицы в Москве была в самом разгаре. Царь Дмитрий Иванович не оставлял своим вниманием Мнишков, находившихся на дороге в Москву, и держал их в курсе всех приготовлений. Не доезжая Дорогобужа, царица и сандомирский воевода встретились с кравчим князем Борисом Михайловичем Лыковым, одним из самых заметных представителей аристократической молодежи, окружавшей царя. В привезенных им грамотах «царь радовался счастливому въезду пана воеводы и царицы, супруги своей, в государство свое, а также передал, что по надобности приказано обеспечить им любые удобства и что он сам с радостью ожидает их приезда». Посол Афанасий Власьев, покинувший Мнишков в Смоленске, успел доехать до Москвы и вернуться с новыми инструкциями царя Дмитрия Ивановича. Через него «царь просил, чтобы пан воевода, по меньшей мере, на ста лошадях приехал в Москву для того, чтобы устно обговорить приготовления к свадьбе и другие церемонии». Власьев, провинившийся в своем усердном стремлении заставить едва не «перелететь» царицу Марину Мнишек в Московское государство, привез новые «очень богатые подарки» от своего самодержца и немного смягчил отношение к себе. «Бриллиантовая корона и повязка на шляпу», очевидно, должны были направить мысли Марины Мнишек к будущей коронации. Не забыл супруг и о пристрастиях своей избранницы, послав ей «четыре нитки крупного восточного жемчуга, несколько десятков более мелких». В довершение пара золотых часов, «одни в баране, другие в верблюде», должна была помочь царице сосчитать часы и минуты, остававшиеся до встречи с царем Дмитрием Ивановичем.
28 апреля 1606 года царица Марина Мнишек и воевода были уже в Вязьме, где им пришлось познакомиться с православной Пасхой и принять участие в некоторых, связанных с ней обычаях. Станислав Немоевский записал, что «ее величество царица, приноравливаясь к обычаю земли, бояр, которые ее сопровождали, одарила парою крашеных яиц и вышитым платком от своей руки». Много должно было удивлять поляков. Из тюрем было выпущено немало узников, а «лучших» служилых людей «одарили очень красивым куском полотна». Но еще более поразило то, что несмотря даже на самое большое церковное торжество сопровождавшая их «москва» продолжала торопиться «и не хотела дать себе отдыха», чтобы как можно скорее исполнить царское поручение. В Вязьме воевода Юрий Мнишек, по предложению царя Дмитрия Ивановича, оставил дочь одну и вместе со своим зятем князем Константином Вишневецким и сыном Станиславом Мнишком поехал в Москву [101] .
101
[101]Там же С 37-38, Записки Станислава Немоевского С 27-28.
4 мая состоялся торжественный въезд в столицу сандомирского воеводы. Юрию Мнишку первому довелось испытать чувство триумфа, ожидавшее вскоре и его дочь (а заодно и привыкать к новому календарю, в соответствии с которым воевода вернулся на десять дней назад – в 25 апреля). Царь Дмитрий Иванович послал лошадей тестю и ехавшим с ним знатным родственникам. Из лошадей царской конюшни особенно выделялась одна, с богато украшенным золотым седлом, на которую сел сам «пан воевода». На подъезде к Москве Мнишка ждало несколько сюрпризов, приготовленных царем. Сначала он увидал ехавшего навстречу в гусарской одежде всадника, возглавлявшего значительный отряд из «самых знатных бояр и дворян московских», которых было «до полутора тысяч». Всадником, встречавшим польских друзей царя, был боярин Петр Федорович Басманов. Его гусарский костюм сразу должен был расположить гостей к ближайшему слуге царя. Дальше через реку Москву был наведен «диковинный мост», сделанный «изобретательно, без опор, только на одних канатах». Дальнейшая дорога в Кремль пролегала сквозь строй «всадников, довольно прилично одетых», стоявших в два ряда. Среди них встречались и «товарищи» из роты пана Матвея Домарацкого, которые давно служили царю. Да и сам царь Дмитрий Иванович, как оказалось, тайно был среди них.