Марина Влади и Высоцкий. Француженка и бард
Шрифт:
В том году пребывание Влади в СССР растянулось почти на два (!) месяца, чего раньше с ней никогда не было. Но советские власти, когда давали ей подобное разрешение, прекрасно были осведомлены, что в этот раз французская кинодива приехала не просто так, а с дальним прицелом — чтобы узаконить свои отношения с Высоцким. То есть ровно два года (с лета 1968 года) они «присматривались» друг к другу, после чего, наконец, решили скрепить свои отношения официально. Самое интересное, что это «присматривание» со стороны Влади ничем хорошим завершиться не должно было. Если сама она вела себя по отношению к Высоцкому корректно, то про него сказать этого было нельзя — вспомним, к примеру, его пьяный дебош в начале года и любовные связи, о которых Влади знала. Короче,
«В мае 1970 года я возил Марину в больницу на Каширке, где в то время лежал Володя: на обратном пути она несколько раз повторила одну и ту же мысль в разных вариациях: «Одно не пойму — зачем мне все это нужно?!»…»?
Как видим, ни о какой любви речь здесь не идет. Если бы Влади любила, то так бы и сказала Карапетяну: мол, проблемный человек Володя, но я его так люблю, что ничего не могу с собой поделать. Но вместо этого, по сути, крик боли и отчаяния: на кой черт мне эти отношения? Сказать же правду актриса, видимо, не может.
Обратим внимание на следующий факт. В начале октября 1970 года, 6-13-го, в СССР с официальным визитом приезжал президент Франции Жорж Помпиду, чтобы подписать в Москве важнейшие двухсторонние соглашения. А спустя полтора месяца Высоцкий и Влади стали мужем и женой. Их брак был зарегистрирован 1 декабря 1970 года в московском ЗАГСе на улице Грибоедова. Со стороны невесты свидетелем выступал ее давний и хороший приятель — журналист коммунистической газеты «Юманите» Макс Леон, со стороны жениха — его старинный друг Всеволод Абдулов. В своих мемуарах Влади проговаривается: «Мы немного удивлены той поспешностью, с какой нам было позволено пожениться». Однако в этой поспешности нет ничего удивительного, если учитывать то, о чем мы говорили выше — советские власти были заинтересованы в этом браке.
Торжество по поводу бракосочетания прошло в субботу, 12 декабря, в малогабаритной однокомнатной квартирке на Котельнической набережной — ее снимала Марина Влади. Поскольку небольшая площадь квартиры не позволяла позвать много гостей, решили обойтись особо приближенными, среди которых были журналист Макс Леон, режиссер Юрий Любимов с супругой Людмилой Целиковской, поэт Андрей Вознесенский с супругой Зоей Богуславской, кинорежиссер Александр Митта с супругой Лилей, художник Зураб Церетели. Обратим внимание на слова последнего, который назвал эту свадьбу «более чем скромной и скучной». Причем жених вовсе не радовался свалившемуся на него счастью, а, по словам Церетели, «настроения нет, Володя на диване лежал, на гитаре играл…».
В свете всего изложенного выше понятно, почему у жениха было столь безразличное настроение к этому торжеству: он знал, что это — спектакль, постановка, в которой они с Влади выступали как статисты. Однако играть свои роли они были обязаны, поскольку только это могло гарантировать им существенные бонусы от постановщиков этого действа: материальный интерес, по нашему мнению, был одним из ведущих мотивов этого брака.
Спустя сутки тот же Церетели увез молодоженов к себе на родину, в Грузию, чтобы вдохнуть в них хоть толику счастья. Но там уже Влади постаралась. Во время застолья в грузинском селе Багеби она случайно ударила ногой по столешнице, из-за чего огромный дубовый стол, заставленный посудой, бутылками, сложился вдвое, и все полетело на пол. А на Кавказе есть примета: если на свадьбе потолок или стол начинают сыпаться, значит, у молодых жизнь не заладится. Вроде бы случайность — удар по столешнице, но по нашему мнению — закономерность. Можно обмануть людей, разыграв перед ними спектакль, но Всевышнего не обманешь. Он обязательно подаст знак о том, что происходящее — туфта, имитация.
Вернувшись в Москву, Влади предприняла очередную попытку добиться через ОВИР разрешения для своего мужа выезжать за границу, теперь уже на официальных основаниях. Однако ей в этом было отказано в весьма деликатной форме: дескать, этот вопрос рассматривается. Рассматривание затянулосьь на два года, что, судя по всему, не было случайностью.
Кстати, в своих мемуарах Влади вообще не рассуждает на этот счет, не давая никаких объяснений по поводу того, почему после свадьбы ее мужу еще столько времени не позволяли выезжать к ней в Париж. А ведь Влади в ту пору была достаточно влиятельным функционером ФКП, активистом Общества дружбы «Франция-СССР». Неужели не могла включить свои большие связи, как французские, так и советские, и добиться того, чтобы ее супруга сделали побыстрее «выездным»? Молчание Влади может объясняться просто: она могла прекрасно догадываться о закулисных интригах вокруг Высоцкого и поэтому особенно не усердствовала в своих попытках поскорее вытащить его к себе во Францию; ей, видимо, это обещалось, но не сразу. Тем более, в советском ОВИРе ей заявили, что лично она может приезжать в СССР, когда ей заблагорассудится — с визами у нее действительно проблем не будет никогда. С этими мыслями Влади в начале декабря покинула Союз.
«Нате, пейте кровь мою…»
Наступление нового 1971 года Высоцкий встретил не слишком радостно. Влади рядом не было, поэтому он праздновал это событие в доме у своей мамы, на улице Телевидения, 11. Как вспоминает Д. Карапетян, «в новогоднюю ночь Володя позвонил нам с Мишель (жена Карапетяна. — Ф. Р.) и поздравил с наступающим. Он был трезв, грустен, серьезен. Меня еще удивило, что он не поехал в какую-нибудь компанию, а остался дома с Ниной Максимовной…».
Однако проблема с компанией уже очень скоро разрешилась. И Высоцкий так «гульнул», что мало никому не показалось. И особенно — его жене Марине Влади, которая вновь прилетела в Москву в субботу, 2 января. Планы у нее были самые радужные — отдохнуть вместе со своим супругом в сочинском санатории Совета Министров СССР; путевки в эту элитную здравницу пробил знакомый Высоцкого — заместитель министра Константин Трофимов. Увы, но эти планы вдребезги разбил сам актер, пустившись в очередной загул.
Собрав вещи, Влади переехала жить к своей подруге — актрисе Ирине Мирошниченко, которая вместе с мужем — драматургом Михаилом Шатровым, известным автором театральной ленинианы, жила на Ленинградском проспекте. Уходя, Влади бросила мужу фразу: «Вернусь, когда придешь в норму». Думаете, Высоцкий сильно расстроился? Вот уж нет. Более того, дабы не сгорели добытые с таким трудом путевки, он пригласил разделить с ним компанию своего друга Давида Карапетяна. Того это предложение застало врасплох, поскольку на его личном фронте тоже было неспокойно — там тоже кипели страсти сродни шекспировским. На днях его любовница Аня после очередного выяснения отношений, не смущаясь присутствия малолетнего сына, наглоталась таблеток и угодила в психиатрическую клинику. Карапятян чуть ли не ежедневно навещал ее и совсем не рассчитывал куда-то уезжать. Но Высоцкий продолжал настаивать на их совместном отъезде. Времени у них оставалось всего-то ничего — каких-то пара дней.
Не мытьем, так катаньем, но герой нашего рассказа уговорил-таки своего друга отправиться с ним в Сочи. Но прежде чем уехать, они заскочили на Ленинградский проспект, к Ирине Мирошниченко, у которой теперь жила Марина Влади. Высоцкий тешил себя надеждой все же уломать ее поехать с ним вместо Карапетяна. Но вышло совсем не то, на что он рассчитывал.
Едва они переступили порог квартиры, как тут же поняли, что угодили в ловушку. Оказывается, предупрежденная заранее, Влади вызвала подмогу в лице известной поэтессы Юнны Мориц и врача-нарколога. Пока супруги закрылись в соседней комнате для выяснения отношений, Карапетян оказался с глазу на глаз с врачом и поэтессой. Те принялись ни много ни мало уговаривать его примкнуть к заговору с целью немедленной госпитализации Высоцкого. Карапетян возмутился: «Без его согласия это невозможно! Он сам должен решиться на это».