Марина

Жизнь

великой художницы-перформансистки МАРИНЫ АБРАМОВИЧ – это не просто искусство. Это сон. Будто кто-то поставил эксперимент над сербской девочкой и она научилась моделировать грезы на глазах у всех. Иногда это сущий кошмар, иногда абсурд, иногда в них больно, но всегда – пронзительно. Управлять этими сновидениями до конца она так и не научилась и каждый раз не представляет, чем очередной перформанс закончится. Вы же заранее не знаете, что произойдет во сне? На 37-й день карантина наша встреча в Стамбуле в начале этого года кажется сеансом коллективного бессознательного: с Риккардо Тиши, семью смертями, духами-невидимками и танцами у шеста

ELLE Важный арт-проект этого года – опера «Семь смертей Марии Каллас». Почему «Семь смертей…», а не, скажем, «Семь жизней…»?

МАРИНА АБРАМОВИЧ Я мечтала поставить оперу на протяжении тридцати лет, но подходящего случая все никак не представлялось. И вот наконец появился шанс на совместную постановку с Баварской оперой в Мюнхене. Идея проста: в каждой опере героиня непременно от чего-то умирает. «Травиата», «Мадам Баттерфляй», «Тоска» – примеров множество. Женщины сгорают, их приносят в жертву, они прыгают с высоты и разбиваются, гибнут от сердечного приступа или сумасшествия… Но в конечном счете все они умирают от любви. Я сама, когда у меня был очень долгий бурный роман, едва не погибла от любви. Но все же осталась жива. В отличие от Марии Каллас. После смерти Онассиса она действительно умерла, понимаете, ей не хотелось жить дальше. Сердце ее было окончательно разбито. Меня крайне интересовала идея сердечной раны, женщины, гибнущей от любви. В моей пьесе меня тоже убивает один и тот же человек, Уиллем Дефо. Он делает это снова и снова. Эта опера будет, по сути, деконструкцией. И все это разбито на несколько вечеров; зритель увидит не одну оперу, а семь, но только концовки, только финальные сцены, смерть.

Конец ознакомительного фрагмента.