Маринисты
Шрифт:
– Мне тоже, – он понимающе кивнул. – Но сейчас это невозможно.
– До встречи, док, – и я резко повернулся и размашистым шагом пошел прочь. Прочь от этой деревни, в которую когда-то загнала меня судьба. Где я узнал дни бесконечного счастья, бесконечного горя и бесконечность неразрешимых тайн. Я зашагал к морю…
И я вновь принялся за свою работу. Уж как-то отчаянно, глотая слезы и морщась от путанных мыслей. И немой уже не стоял за моей спиной. Но его слезы вновь и вновь проступали на моей картине. И мне казалось, я слышу бесшумные рыдания этого человека. И мне казалось, я слышу рыдания моря, вновь принявшего грех. Мне казалось я слышу плачь своей любимой женщины. И мне казалось
Я работал до самой темноты. Я чувствовал, что совсем скоро завершу свою картину. Мое вдохновение позволяло мне выполнить работу в короткие сроки, хотя в другое бы время, возможно, мне на эту работу понадобилось несколько лет. Я вернулся в дом, выпил крепкий кофе, затянулся сигаретой. И немного успокоился. Мысли постепенно приходили в порядок. И я понял, что нужно немедленно выполнить указания Головы. И, безусловно, начать с Бережнова. Больше зацепок у меня не было. И я, долго не раздумывая выскочил из Дюма и прямиком зашагал к деревне.
В поселке уже погасли окна. Несмотря на случившуюся трагедии уставшие крестьяне ложились рано. И только изредка мне попадались светящиеся окна. В доме доктора, несмотря на мои ожидания, света не было. Дом потонул во мраке, тишине и запахе пышных кустов сирени. И меня это несколько озадачило, так как я отлично понимал, что доктор выключает свет в деревне последним. Но я все-таки не решил откладывать разговор до утра. И позвонил в дверь. За дверью по-прежнему царила тишина. Я позвонил еще более настойчиво. Но мне никто не ответил.
– Бережнов! – крикнул я и постучал в окно. Но дом молчал.
Я пожал плечами и уже было собирался уйти, но вдруг раздумал. Это ясно – Бережнова нет дома, но это, возможно, к лучшему. Так думал я. Голова не зря мне посоветовал прощупать Дока. И я не раздумывая больше, решил последовать его совету. И проникнуть в дом. Что я надеялся там найти – я сам понятия не имел. Но все же интуиция мне подсказывала, что этот дом следует оглядеть. И я принялся за дело, отлично зная, что рискую.
Дверь была заперта и я перепроверил окна. И обнаружил одно окно, ведущее в гостиную, слегка приоткрытым. И я через него тут же проник в дом. Я спотыкался о мебель, но свет зажечь не рискнул. И воспользовался спичками. Свет вспыхнул и осветил гостиную, где нас всегда принимал Бережнов. Здесь все было по-прежнему в спартанском духе. Фактически, мне было больше делать нечего. Да и на что я рассчитывал? Возможно, пройдя через столько событий, я надеялся где-то в глубине души, что найду тело Бережнова в мрачном пустынном доме. Но глубина души на сей раз меня обманула. И слава Богу! И мне стало неловко и поскорее захотелось смыться из этой гнетущей мрачной тишины. Но я внезапно вздрогнул. Потому что мрачную тишину нарушил какой-то слабый звук издалека, напоминающий стон. И вновь стало тихо.
Я в оцепенении стоял на одном месте. И в этой ситуации уже ждал чего угодно. И даже не удивился, если на меня упал кирпич с потолка. Пожалуй, где-то я уже успел привыкнуть к подобному. Я прислушался, но больше ничего не услышал. Но я решил довести дело до конца. Конечно, я не исключал возможности, что уже болеют слуховыми галлюцинациями, но все же решил перепроверить свой рассудок. Я вновь зажег спичку. И прошелся по всем комнатам дока. Но везде меня ждала пустота. И тут, в крайней угловой комнате, я заметил узкую лестницу, ведущую, по всей видимости, на чердак. Что ж. Опыт хождения по узким лестницам на ощупь я уже приобрел. И я уверенно сделал шаг. Лестница привела меня не на чердак, а вывела еще к одной комнате. И тут уверенность меня покинула. И мое лицо покрылось крупными каплями пота. И ноги отяжелели. Мне все-таки не хотелось больше испытывать свою голову, если на нее вдруг свалится кирпич. Но я, поборов себя, приоткрыл дверь комнаты. И застыл на месте. На кровати кто-то лежал. И несмотря на мрак, я это сразу заметил.
– Док, это вы? – мой голос дрогнул.
Мне не ответили. Даже не шелохнулись. И мое воображение мгновенно нарисовало образ окровавленного Бережнова. И я уже не раздумывая надавил на выключатель. Свет вспыхнул. И я закричал. И в моих глазах потемнело. И я закрыл лицо руками. И тут же опустил руки и прошептал побелевшими губами:
– Этого не может быть…
И тело окровавленного Бережнова казалось пустяком по сравнению с тем, что я увидел. На кровати лежала Марина.
– Марина! – громко позвал я, еще не зная радоваться ее появлению в моей жизни или наоборот.
Но она не шелохнулась. И я бросился к ней. И прислушался к сердцу. Сердце равномерно стучало. Я облегченно вздохнул. Она совсем не изменилась за эти годы. Та же упругая смуглая кожа. Те же густые длинные волосы. Те же загадочные черты лица. Словно время для нее остановилось. Словно время бессильно было хоть на капельку изменить ее таинственную красоту.
– Марина, – я взял ее за руку и слегка пожал. Но Марина не отвечала. Я все еще не мог придти в себя. И единственное на что был способен – это вглядываться и вглядываться в это дорогое лицо. И не верить своим глазам.
Она по-прежнему не шевелилась. Словно была погружена в глубокий сон. И тут я опомнился. Мне не нравилось это мертвое молчание.
– Марина! Ну, проснись же, девочка моя, – я тряс ее за плечи. Она, как тряпичная кукла болталась в моих руках. И я не выдержал и со всей силы прижал ее к себе. И стал сквозь выступившие слезы целовать ее лицо, шею, руки.
– Марина… Марина…
– Успокойтесь, Тим, – услышал я за своей спиной голос, – она скоро очнется.
Я отпустил Марину и резко оглянулся. И увидел Бережнова. Он стоял, прислонившись к двери и взволнованно поправлял очки на переносице. Затем его правая рука полезла в карман. И моя реакция мгновенно сработала. Я мигом очутился возле него и успел перехватить руку. В руке он держал свой неизменный носовой платок. И стал им вытирать выступивший пот на лице. Но я все еще с опаской косился на его карманы.
– Да нет у меня оружия, Тим. Я в жизни его в руках не держал, – и он вывернул свои карманы.
Но я ему уже не верил. Я бросил взгляд на бездыханное тело Марины. И мои глаза бешено засверкали. И дыхание участилось. И я попытался найти слова, но слов уже не было. Единственное, что у меня оставалось – это сила. И я успешно ее применил. Я со всей силы стал трясти доктора.
– Что вы с ней сделали, Бережнов! – задыхался я от злости. – Что! Ну же! Отвечайте немедленно! Она без сознания! Где вы прятали ее эти годы! Зачем! Ну, же! Отвечайте! Это вы… Это вы убили немого! Вы… Ну, отвечайте, зачем?!
Но ответить доктор был не в состоянии, потому что я сам не дал ему этот шанс. И со всей силы ударил его. Круглые очки дока упали на пол. А он машинально закрыл лицо руками. Я уже не отвечал за себя и понятия не имел, каким бы это все кровавым побоищем завершилось, если бы не услышал Марину.
– Тим! – тихо позвала она меня. Но я услышал. – Не смей, Тим! Опомнись!
И только тогда я отпустил из своих цепких объятий дока. И резко обернулся к ней. Она протягивала ко мне руки. И я мгновенно забыл про Бережнова, про свой неудержимый гнев. Я бросился к Марине. И мы крепко обнялись. И неподвижно сидели, прильнув друг к другу, казалось, целую вечность. Пожалуй, в тот момент не существовало на свете силы, сумевшей бы нас разъединить. Мы вновь были одним целым. Мы вновь любили друг друга. И весь мир расстилался перед нами. И весь мир мог вновь и вновь завидовать нашей любви. И уже эти четыре года разлуки казались мне каким-то далеким кошмарным сном, который я как-то нашел силы пережить. И проснуться…