Марьинские клещи (сборник)
Шрифт:
Кольцо из фашистских автоматчиков сжималось. Наши солдаты, что пришли к пушке вместе с Иваном, были убиты.
Сам Кандауров даже не почувствовал, как его ранило в ногу. Он оглянулся и увидел, что остался один. И всё же сибиряк нашёл в себе силы, подтащил последний снаряд, втолкнул в ствол и выстрелил.
После гула и дыма наступила тишина.
Фашисты побежали к пушке, полагая, что там нет живых.
Но Кандауров, собрав уходившие силы, встретил их гранатами. Опять ранение, но уже в
К счастью, в тот момент сюда подоспели роты пехотного батальона и батареи из противотанкового дивизиона, которые сходу открыла огонь по фашистам. Их колонна попятилась назад к Горбатому мосту в Калинин.
Товарищи осматривали место, где вели бой разведчики. И очень горевали о потере веселого командира, а больше всех горевал комбат.
Александр Чайковский подошёл к носилкам, где лежал Кандауров, откинул плащ-палатку, наклонился к Ивану, поцеловал его и сквозь слёзы проронил: «Прощай, дорогой друг, спасибо тебе! Мы тебя никогда не забудем».
Ивана Кандаурова, снова накрыв, понесли в деревню Рылово, там размещался медсанбат 133-й стрелковой дивизии. Следом несли и начальника штаба Иннокентия Щеглова, его тяжело ранило в бою.
Да, разведчика считали убитым.
Но вот чудо!
Получив три ранения, потеряв много крови, Иван после операций пришёл в себя, ожил. А, спустя какое-то время, выздоровел, вернулся на фронт и до конца войны воевал в разведке. Но об этом однополчане, считавшие, что он погиб в боях за Калинин, узнали только тогда, когда на родную землю вернулся мир.
Таких эпизодов, как с Иваном Кандауровым, в тот день были десятки на разных позициях 133-й дивизии. Фашистам так и не удалось прорвать её круговую оборону и придти на выручку своим отрезанным частям.
В расположение дивизии вскоре приехал командующий Калининским фронтом генерал-полковник Иван Степанович Конев. Он подробно расспрашивал, как проходили бои. Фашисты оставили на поле около трехсот солдат и офицеров. Батальон захватил три вражеских танка, десятки автомашин и мотоциклов, много оружия, взял пленных, в числе трофеев были и два штандарта Гитлера.
— Недаром в народе говорят, что не так страшен чёрт, как его малюют, — сказал генерал, обращаясь к бойцам и офицерам. — Спасибо вам! Дали по зубам немцам. И дальше так воюйте. Пускай фашисты знают — хода им нет, теперь у них дорога одна — назад, «цурюк».
Конев пожал руки Чайковскому и командиру полка полковнику Мультану.
Обратившись к полковнику, Иван Степанович спросил:
— А почему это у вас, товарищ Мультан, командир батальона в лейтенантах ходит?
Полковник начал что-то объяснять, но генерал перебил его:
— У вас есть шинель?
— Есть, в машине, товарищ командующий.
— С вашего разрешения я у вас кое-что позаимствую, — попросил генерал.
Командир полка не возражал.
Адъютант Конева принес полковничью шинель.
Генерал снял с погон комбата «кубари» и прикрепил к петлицам по «шпале», которые позаимствовал с шинели командира полка.
— Вот теперь порядок! — усмехнулся командующий фронтом.
Он обратился к собравшимся солдатам и офицерам.
— Командиру 2-го батальона 133-й дивизии Александру Феликсовичу Чайковскому, — громко объявил генерал, — присваивается воинское звание капитан Красной Армии.
— Поздравляю вас! — добавил командующий.
Из Вышнего Волочка командующий «оперативной группой» добирался в расположение подчинённых ему частей ночью, отмотав около двухсот километров в сторону Калинина. Ранним утром, приминая легкий снежок, вездеход генерала остановился рядом с нашими танками. Николай Фёдорович вышел из машины и в сопровождении адъютанта направился к дому, где находилось командование бригады.
— Здорово, мужики! — сказал генерал Ватутин, раскрасневшийся на морозе, когда вошёл в штаб 8-й танковой бригады.
Офицеры приветствовали его.
— У вас есть что-нибудь поесть, — спросил Николай Федорович, обращаясь к Павлу Алексеевичу Ротмистрову. — Есть жутко охота!
Павел Алексеевич удивленно взглянул на него.
— У тебя есть что? — повернулся полковник к своему адъютанту.
— Да, вот одна баночка консервов осталась, — ответил тот. — Больше ничего нет.
— Одной баночкой разве наешься! — пожал плечами Ротмистров.
И тут нашёлся командир разведки старший лейтенант Сергей Золотов.
— Товарищ генерал, — обратился он к нему, — мы уток сварили в большом чугуне, они ещё теплые.
— Ещё тёплые утки говоришь? — уточнил генерал.
— Да, пока не остыли. Если желаете, товарищ генерал, — предложил Сергей, — проходите вот сюда.
— Утки так утки, не откажусь, — согласился Ватутин.
Николай Фёдорович, будто на сцене в театре, неторопливо засучил рукав шинели, запустил пятерню в чугунок, достал утку, с которой стекал жир, и, устроившись за столом, принялся за неё.
— Откуда у вас пернатые взялись? — спросил Ватутин, обращаясь к Золотову.
— Рядом с нами, товарищ генерал, находится птицеводческий совхоз, — охотно объяснял Золотов. — Уток там видимо-невидимо. Мы подошли, а сторож говорит: «Ребята, берите, сколько надо, ешьте, а то фашисты придут, всё сожрут». Ну, мы и набрали уток столько, сколько смогли унести.
Разведчик почему-то чувствовал себя легко в общении с Ватутиным, будто между ними не было должностной дистанции.
Николай Федорович любил юмор.