Мария-Антуанетта. С трона на эшафот
Шрифт:
Если верить материалам судебного дела, то далее последовало нечто просто немыслимое. Кардинал Роган, не единожды встречавшийся с королевой и знавший ее голос, не заподозрил обман, ведь роль «королевы» играла проститутка Николь д’Олива, похожая только ростом и профилем на Марию-Антуанетту. Как мог столь опытный придворный не обратить внимание на манеру общаться, на то, что руки девушки (об этом просто забыли!) были без перчаток, чего Ее Величество, выходя в парк вечером, никогда бы не допустила? Почему не удивился, что королева, так гордившаяся своими поистине прекрасными руками и не упускавшая повода их показать, не протянула руку для поцелуя, ведь в начале разговора она еще не спешила? Почему сам себе не задал вопрос о причине столь странного поведения, ведь если королева приобретала ожерелье тайно, то как она собиралась его носить? А если не носить, то зачем покупать? И что за тайна приобретения, когда украшение давно известно всем и все знали о том, что ювелиры усиленно его навязывают Марии-Антуанетте каждый год и та постоянно отказывается. Не проще ли сделать вид, что сдалась, только чтобы отвязались, тогда и вопроса, зачем купила, не будет?
Проще всего обмануть того, кто страстно желает быть обманутым. Кардинал Роган очень хотел, так хотел, что удосужился либо придумать все объяснения странностям сам, либо вообще не задавать вопросов. Трианон и королевская милость так манили, что доводы разума были отметены, если вообще эти доводы были.
Афера прошла блестяще. Чета де Ламотт, не удовольствовавшись полученными от Версаля милостями, решила действовать «по-крупному». Жанна внушила кардиналу, что сможет ему помочь в примирении с королевой, но для этого ей нужно будет оказать некую услугу. Оказать тайно: «Ну, вы же понимаете… у каждой прекрасной дамы есть свои маленькие… впрочем, и большие тоже, секреты…» Кардинал понимал, секреты были не только у дам. И большие тоже. Оказать услугу по секрету стоило дорогого, это означало попасть прямиком в близкий круг. Связанная с ним тайной Мария-Антуанетта уже не сможет смотреть вот так: свысока и полупрезрительно.
Роган был на седьмом небе от восторга, до рассуждений ли ему? Жанна де Ламотт оказалась осыпана подарками. Потом были переговоры (снова тайные) с ювелирами. Боемер не понял, почему это надо делать при посредничестве кардинала, тем более ювелир помнил о неприязни королевы к Рогану. Боемер сомневался, но молчал. Однако он согласился снизить стоимость ожерелья до 1 600 000 франков, что все равно оставалось немыслимой суммой, и объявить, что нашел покупателя в Константинополе. Оставался вопрос, как собирается королева использовать украшение, если сказано, что оно продано другой?
Ожерелье чуть изменили, как просила в своих «письмах» королева. Вот когда пригодились умения Рето Вийета. Но чтобы было с чего подделывать, нужно заполучить собственноручное письмо королевы. Мария-Антуанетта, конечно, ничего не писала кардиналу и Жанне де Ламотт тоже, первому, потому что терпеть его не могла и никаких дел не имела, а второй, потому что не подозревала о ее существовании.
Раздобыть нужные листы оказалось делом весьма сложным. Проникнуть в королевские покои не получалось, и в какой-то момент казалось, что блестящая авантюра вот-вот провалится. И вдруг…
Жанна крутилась возле королевских покоев, когда вдруг попалась на глаза графине Прованской.
– Что вы здесь делаете? Ее Величество в Трианоне.
– Я… я знаю! Ее Величество просила привезти ей какую-то бумагу со стола, а я не решаюсь войти… – находчивости Жанне не занимать.
– Пойдемте, я скажу прислуге, чтобы вам позволили посмотреть.
На секретере, как назло, лежал один-единственный листок. Жанна попыталась оглядеть все, чтобы прихватить еще что-нибудь.
– Вы что-то ищете?
– Нет, нет, это, наверное, он.
Мило улыбнувшись, мошенница ловко выскользнула прочь. Теперь появляться в Версале было опасно, графиня Прованс ее запомнила и может выдать.
Бумага оказалась малоподходящей, текста немного, да и нацарапано наспех. Вийет ворчал, что королева не может писать вот так – как курица лапой. А кляксы… Аферистам и в голову не приходило, что Мария-Антуанетта именно так и пишет. Повращайся де Ламотт в Версале чуть больше, они бы об этом узнали, но время не терпело. Пришлось Вийету самому догадываться, каким должен быть почерк у Ее Величества.
Это сыграло с ними злую шутку, потому что присланные кардиналу записки были аккуратны и подписаны «Мария-Антуанетта Французская», чего королева никогда не делала. Монархи подписывались вообще одним именем, и королева не исключение. Она писала просто «Антуанетта», безо всяких Марий и тем более Французских.
Неужели об этом не знал кардинал? Или не хотел знать? Или знал, но сделал вид, что не знает?
Роган убедил ювелира согласиться на условия королевы – переделку ожерелья, снижение цены и выплату частями – и сам предоставил ему большой аванс, заверив, что Ее Величество не замедлит выплатить остальное. Аванс был немаленьким, и Боемер со вздохом передал драгоценности Рогану. А сам Роган? Конечно, Жанне де Ламотт Валуа, «закадычной подруге королевы», о которой та и не подозревала. Все, как просила Ее Величество в последней записке с подписью Мария-Антуанетта Французская.
Оставалось только скрыться с ожерельем, но Жанна не торопилась, это вызвало бы подозрения. Уехал только (якобы с проверкой своих больших имений) Николя граф де Ламотт Валуа. В действительности его путь лежал в Лондон, нужно было как можно скорее сбыть драгоценности.
На что надеялись аферисты, ведь если ожерелье не смогли сбыть такие корифеи, как Боемер и Бассенж, то кто купит его у никому неведомого графа? А лжеграф и не собирался продавать украшение целиком. Он выковырял камни и отнес их лондонским ювелирам Джефферису и Грею, со вздохом поведав, что получил вот эти обломки в наследство от почившей матушки…
Ювелиры народ вообще-то осторожный, скупая мужская слеза де Ламотта не настолько растрогала Грея, чтобы тот взял камни сразу. Еще его удивила слишком невысокая цена, запрошенная странным продавцом. Но запрос в полицию ничего не дал, никто не заявлял о краже драгоценностей. Немного посомневавшись и в очередной раз выслушав душераздирающий рассказ графа о несчастной судьбе матери и буквально залежах драгоценных камней у нее под подушкой, ювелиры все же решились, камни были приобретены. Теперь можно бежать и самой Жанне. Но…
Пришло время первой выплаты рассрочки, а от Николя из Лондона денег не поступало. Он совсем не собирался делить с сообщниками полученное, а потому всячески изображал неудачи с походами к ювелирам. Причем писалось все иносказательно, и письма немедленно уничтожались, чтобы не вызвать подозрения ни у кого. А потом и вовсе прекратил писать, словно потерявшись. Жанна еще надеялась…
То, что смогла наскрести от имени королевы Жанна де Ламотт, ювелира устроить не могло, Боемера донимали собственные кредиторы. Роган чувствовал себя не в своей тарелке. С одной стороны, ювелир требовал деньги, потому что ожерелье-то он отдал Рогану, с другой – королева вела себя несколько некрасиво, по мнению кардинала. Она не только не включила его в круг избранных, но и делала вид, что ни о чем не подозревает.