Мария-Антуанетта
Шрифт:
1 февраля он передал ожерелье мадам де ла Мотт. Вскоре к нему пришел человек, во всем черном, и ознакомил его с условиями, которые выдвигала королева. Первая выплата должна была состояться первого августа. Поскольку ювелиры были вынуждены взять заем под ожерелье у банкира Сент-Джеймса, они попросили кардинала дать им гарантии того, что королева купит украшение. Роан встретился с банкиром и показал ему письмо, подписанное Ее Величеством. В начале июня мадам де ла Мотт передала кардиналу, что Мария-Антуанетта находит ожерелье довольно дорогим и просит скидки 200 000 ливров. После некоторых колебаний ювелиры уступили. Прошло несколько дней, и так называемая наследница де Валуа предъявляет письмо, в котором королева сообщает, что не может выплатить 1 августа 400 000 ливров, но обязуется выплатить 700 000 через несколько дней.
В начале июля кардинал спросил ювелиров, согласовали ли они с королевой
В начале августа мадам де ла Мотт разыграла перед кардиналом настоящую драму. Она сообщила кардиналу, что королева из соображений безопасности отправляет ее пожить некоторое время в деревне, а пока, в ожидании более точных указаний королевы, она попросила у него убежища. Через несколько дней авантюристка отбыла в деревню. Сразу после этих событий кардинала арестовали.
Когда Роан закончил свой рассказ, маршал де Кастри сразу же спросил, сохранились ли у него письма, о которых он говорил. «Пет, — ответил он, — я все их сжег». «По, — сказал маршал, — что если мадам де ла Мотт будет отрицать все, что вы утверждаете?» Кардинал и представить себе не мог ничего подобного. Какое страшное заблуждение! Заключенная в Бастилию, эта женщина давала совершенно противоположные показания. Она никогда не разговаривала с королевой. Роан никогда не передавал ей никакого ожерелья, а лишь попросил ее продать несколько бриллиантов каким-то евреям.
Да, под ногами принца, можно сказать, земля горела. Вержен и маршал, не на шутку озадаченные, не могли тем не менее поверить, что этот человек, в котором они видели лишь плута и развратника, мог оказаться таким мошенником и преступником. Мадам де ла Мотт не внушала им никакого доверия. Она выглядела уверенной в себе аферисткой, но никаких доказательств ее виновности не было. Доподлинно известно лишь то, что кардинал действительно вел переговоры с ювелирами; купчая была оформлена на его имя, и бедняга верил, что тогда, ночью, в Версале он встречался с Марией-Антуанеттой. Совершенно логично предположить, что существовала переписка между ним и королевой. Оба министра прекрасно понимали, что сожженные бумаги и были предполагаемые письма королевы. И если следствие продолжится процессом, то еще не известно, какие факты могут всплыть?
В четверг 25 августа Людовик XVI вызвал к себе Вержена, маршала и министра финансов Миромесниля, чтобы подвести итог. Королева, тихая и старающаяся остаться в тени, что совершенно для нее не типично, пришла как раз, когда маршал де Кастри рассказывал о результатах расследования. «Меня обвиняют, — промолвила она. — Я хочу знать, кто посмел использовать мое имя для своих грязных махинаций. Родственники кардинала хотят справедливости; он, кажется, тоже хочет того же; я же хочу, чтобы дело рассматривалось в суде». В кабинете воцарилось гробовое молчание. Опасаясь общественного процесса, во время которого может разгореться сильнейший скандал, маршал де Кастри предложил, «поскольку с самого начала дело не было передано в суд, то следует продолжать расследование в той же неофициальной форме. Это будет гораздо безопаснее». Министр принял сторону юридического разбирательства. «С того момента, как дело перейдет в руки правосудия, мы уже ничего не сможем сделать, — высказал свое мнение маршал. — Я думаю, нам следует выбирать то, что выгоднее прежде всего для нас, пострадавших». Вержен, выражаясь не столь откровенно и ясно, все же поддерживал маршала. Бретель молчал. Слово взяла королева: «Я считаю, что кардиналу тоже надо предоставить выбор; пусть члены его семьи решают, каким они хотели бы видеть разбирательство: административным или судебным, они должны представить свой ответ в письменной форме». После ее слов Людовик XVI приказал министрам донести это решение до кардинала. Ответ должен быть получен в трехдневный срок. Кардинал Роан передал через своего адвоката, что ждет официального судебного разбирательства. И добавил пожелание, чтобы его судил Высший королевский суд. В конце послания он приписал фразу, которая позволила избежать громкого скандала: «Могу ли я надеяться на милость Вашего Величества, поскольку вина моя лишь в том, что я был обманут. Я осмеливаюсь просить Ваше Величество быть ко мне снисходительным». Письмо подписали не только кардинал, но и его ближайшие родственники, принц де Монбазон, принц де Субиз, принц де Роан и архиепископ де Камбре.
Итак, кардинал был передан в руки правосудия. Система правосудия во Франции того времени выглядела примерно так: король, главный судья, делегировал свои полномочия верховному суду, т. е. парламенту. В случае, если речь шла о чести королевы, было вполне естественно то, что король сам оставался верховным судьей. Можно задать вопрос: а подумали ли Мария-Антуанетта и ее августейший супруг об общественном мнении, пытаясь взять бразды правления процессом в свои руки. Тем более, что королеву и так слишком критиковали. Дело в том, что Людовик XVI, недооценивая Парижский парламент, решил, что процесс пойдет по его плану. Однако король и предположить не мог, что он и королевская власть могут существенно пострадать в ходе этого разбирательства.
В Версале, как, впрочем, и в Париже, только и говорили, что об аресте кардинала. Ходили тысячи разных слухов. Вначале говорили о заговоре против всего государства, после которого последуют репрессии. Самые большие пессимисты подумывали залечь на дно. «Эта история была покрыта мраком таинственности», — сообщает нам «Тайная переписка» от 17 августа. Несмотря на то, что не было абсолютно никакой официальной информации, слухи распространялись невероятно быстро. «Известно то, — узнаем мы из того же источника, — что мадам де ла Мотт купила это ожерелье от имени королевы, то самое, которое ювелир думал продать еще мадам Дюбарри во время ее правления; известно также, что кардинал был связан с этой женщиной, но, по всей вероятности, хитрая мошенница его обманула». Убедительная и романтическая версия истории была очень распространена в тех слоях, где отказывались верить в предательство кардинала. Другие считали, что он стал жертвой своих врагов, которым не терпелось расправиться с ним.
Вот как Мария-Антуанетта рассказывает эту историю императору: «Вы наверняка уже знаете, мой дорогой брат, о той катастрофе, что произошла с кардиналом Роаном. Я воспользуюсь курьером Вержена, чтобы поведать вкратце эту историю. Кардинала попросили купить от моего имени ожерелье, заручив его письмом с подписью, которую он посчитал моей; ожерелье из бриллиантов стоит 1,6 миллиона франков. Он утверждает, что был обманут некоей мадам де ла Мотт. Эта низкая интриганка никогда в жизни не встречалась со мной и все же действовала от моего имени. Вот уже два дня как она в Бастилии, и хотя во время первого допроса она призналась в связях с кардиналом Роаном, позже упорно отрицала свое участие в покупке ожерелья. Примечательно, что все бумаги о покупке были с моей подписью. Эта, с позволения сказать, Валуа де ла Мотт подписалась: „Мария-Антуанетта Французская“. Если сравнить мой почерк с почерком этой дамы, то в них нет ничего похожего, кроме того, я никогда не подписываюсь „Французская“. Эта странная история дает повод многим думать, что я действительно давала кардиналу какие-то тайные поручения.
Мы договорились с королем, и министры ни о чем не знали до того момента, когда король приказал арестовать кардинала. Я была очень тронута его непреклонностью и решительностью. Уже при аресте кардинал попросил короля не делать этого, на что тот ответил, что не может не сделать этого ни как король, ни как муж. Я надеюсь, что вся эта история скоро закончится. […] Во всяком случае я хочу, чтобы все стало ясно и понятно и тайна не повлекла за собой никаких домыслов и слухов».
Глава 18. СКАНДАЛ
Несмотря па переживания и волнения, связанные с этим делом, Мария-Антуанетта не прекращала репетиций «Севнльского цирюльника». В конце августа, в уютном театре Трианона, она сыграла Розину с «большим успехом, который отразился в бурных аплодисментах», — так писал Гримм, который считался «строгим критиком». Партнерами королевы были граф д'Артуа в роли Фигаро, Водрей — графа Альмавивы. Королева очень высоко ценила пьесу Бомарше и пригласила автора на премьеру, где присутствовали лишь приближенные Ее Величества. Напомним, что «Женитьба Фигаро» имела небывалый успех в Париже. И снова Мария-Антуанетта оказалась на высоте, почтив своим вниманием самого модного драматурга того времени, который казался ей просто очаровательным.