Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
— Слышь, Борис Лукинич, ты вроде дока… Это откуда такое? — кивнул Ярослав на статую.
— Да вроде как в Индии такие вот… А мож, ещё подале где… — отозвался Борис Лукинич, боярин из свиты, допущенный в приёмную Бату-хана.
Князь огляделся — сесть было не на что. А впрочем…
— Садись на пол, ребята!
Нукеры охраны с удивлением наблюдали, как урусы, вместо того, чтобы дожидаться приёма на ногах, как все посетители, рассаживались вдоль стен. Сам князь привалился к каменной бабе и прикрыл глаза.
Вообще здешние порядки были таковы, что оставалось только вертеть головой от изумления. Во-первых, владимирское посольство
— Князь Ярослав, Повелитель Вселенной Бату-хан ждёт тебя! — вновь возник из-за занавеси толмач.
Ярослав дважды глубоко вдохнул и встал, направляясь к портьерам. Однако вход ему преградили два здоровенных нукера.
— К Повелителю нельзя входить с оружием, князь, — сказал переводчик.
Пришлось отдать и меч, и кинжал. Более того, наглый охранник охлопал Ярослава, ища спрятанное оружие. И это пришлось стерпеть.
В покоях Бату-хана царил полумрак, но прохлады не ощущалось — степное солнце уже набрало летнюю силу, калило нещадно, и войлочные стены не служили преградой наружному зною. Золотые светильники-чаши, заправленные жиром, ещё усиливали жару, добавляя к тому же аромат горелого жира.
Бату-хан сидел за дастарханом, уставленным блюдами, и князь поймал внимательный взгляд раскосых глаз. Рядом сидел старик в роскошном, но сильно засаленном халате, обгладывающий баранье рёбрышко. Глаз старика было не видно, и только изредка из узких щелей коротко просверкивало сталью.
— Приветствую тебя, величайший Повелитель Вселенной Бату-хан! — Ярослав церемонно поклонился. Толмач забормотал, переводя, и Бату коротко кивнул.
— Ты можешь сесть вот здесь, князь Ярослав, и взять себе мяса, — переводчик указал место возле дастархана. Ярослава передёрнуло, но он усилием воли сохранил полное спокойствие — надо же, какие обычаи у поганых, слуга гостю разрешает мясо со стола брать…
— Благодарствую, великий хан! — глядя прямо на Бату-хана, ответил князь, усаживаясь на указанное место. — Я прибыл сюда по зову твоему и жду указаний.
Памятуя, что отказ от предложенного угощения у монголов равнозначен оскорблению, Ярослав Всеволодович взял кусок хорошо прожаренного мяса и стал есть. Бату, выслушав переводчика, опять кивнул и заговорил.
— Немного не так ты сказал, князь Ярослав, — начал переводить толмач. — По зову моему, это верно, однако, очевидно, говорить следует тебе, не дожидаясь указаний. Повелитель говорит — излагай своё дело. Просьбу свою, князь Ярослав.
Ярослав положил недоеденый кусок мяса на край стола.
— Как скажешь, Повелитель. Хочу я просить ярлык на право княжить над всеми землями русскими. И готов, само собой, заплатить за то великую дань…
… Боярин Борис Лукинич встрепенулся — из за портьер, пятясь, появился Ярослав Всеволодович. Развернулся на месте.
— А, ты здесь?
— Ну как? — вскочил на ноги боярин.
— Всё хорошо! — князь обернулся к стражнику, которому отдавал меч и кинжал. — Меч и прочее подай-ка, парень!
Стражник понял, кивнул и исчез, через минуту вернувшись с вещами. Князь Ярослав смотрел на протянутый ему меч с удивлением — вместо отличного меча в богатых золочёных ножнах монгол протягивал ему обшарпанный, явно трофейный.
— Это не мой! И кинжал не мой!
Нукер, невозмутимо улыбаясь, положил принесённое на ковёр и отошёл, застыв истуканом возле прохода в покои Бату-хана. Ярослав смотрел на наглеца, тяжело дыша и сжимая кулаки. Дать в морду? Он с оружием, и другие тут стоят… Идти жаловаться назад, самому Бату-хану, мимо этого прорываться? Глупо, как унизительно глупо…
Ярослав пнул ногой дешёвенький меч и совсем уже плохой кинжал, развернулся и вышел вон. Боярин поспешил за ним, на ходу отстёгивая свой меч.
— Возьми, Всеволодович…
— При себе держи, — прошипел Ярослав, — не то не сдержусь я…
Грязь хлюпала под ногами коней, ошмётками летела в стороны, и Шэбшээдэй невольно поморщился — некстати сейчас измазаться в грязи, подобно бедному табунщику…
— Вот интересно, Шэбшээдэй, почему в Сарай-Бату всё время грязно? — ехавший за ним вслед Эрэнцэн старательно избегал наиболее глубоких луж. — В степи уже снег сошёл, земля просохла, а тут лужа на луже. Даже летом, когда земля твердеет, как камень, тут грязь…
Словно в ответ из-под забора, сплетённого из хвороста — явно работа какого-то русского раба — с шумом выплеснулась изрядная порция помоев, вливаясь в глубокую лужу. Конь всхрапнул от неожиданности, но Шэбшээдэй твёрдой рукой удержал его.
— Слишком большим стал Сарай-Бату. Монголы не должны жить в такой тесноте, Эрэнцэн. Но что делать? Если ставить юрты так, как положено, чтобы от стойбища до стойбища не долетала стрела, Сарай-Бату растянулся бы отсюда до южных гор!
Эрэнцэн поцокал языком, оглядывая скопище самых разнообразных строений, закрывавших обзор. Юрты и шатры соседствовали с плетёными из ивняка кибитками, лачугами, сложенными из сырцового кирпича с примесью навоза, и среди всего этого разнообразия выделялась бревенчатая русская изба под двускатной камышовой кровлей — вероятно, хозяин доставил избу по воде откуда-то сверху, из Уруссии, и оттуда же пригнал плотников, собравших её на месте. Шэбшээдэй скривил губы — не пристало честному монголу менять родную юрту на чужое жилище.
Улица, образовавшаяся стихийно, петляла среди беспорядочно разбросанных строений, огороженных заборами, не менее разнообразными по стилю, чем сами жилища — ивовые плетни, туго стянутые верёвками вязанки камыша, сложенные из сырцового кирпича… Заборы были такой высоты, чтобы всадник с коня не мог заглянуть во двор, зато внизу обычно оставалась щель, дабы не препятствовать стоку нечистот. Во дворах то и дело орала скотина всех пород, где-то ссорились женщины, где-то визжали ребятишки.
Нойоны ехали по важному делу — сегодня они будут допущены к самому Бату-хану. Позади ехали шестеро конных охранников, ведущих к тому же в поводу коней, нагруженных дарами — целый маленький караван. По мере приближеия к резиденции Повелителя строения становились иными — юрты, крытые белым войлоком, роскошные шатры… А вот и забор обтянут белым войлоком, совсем новым, гляди-ка! Богатые люди тут живут.