Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
За столом сидели пятеро — сам великий князь Георгий Всеволодович, племянник его, князь Василько Константинович, Дмитрий Константинович, князь Угличский, князь Святослав Всеволодович из Галича-Мерьского и князь Всеволод Константинович Ярославский. Голубой рассвет нехотя занимался за окном, но в княжьей горнице пламя свечей ещё спорило с дневным светом. Однако даже в свете свечей было заметно, как бледен князь Всеволод от гнева.
— Да пойми ты, Всеволод, нельзя! Не в той мы силе, чтобы нападать немедля…
Князь Георгий попытался
Князь Всеволод наклонился, опершись руками о стол.
— Чего ты боишься, Георгий Всеволодович? Полчища Батыевы рассыпаны по твоим землям. Под Переславлем стоит их не больше сорока тыщ. Прижмём к городу, разгромим в пух и прах!
— А остальные?! — рявкнул Георгий. — Мы их прижмём, а Батыга нас! И даже ежели за стенами переяславскими укроемся, так что?!
— А то, что устоит тогда Переславль, до весны устоит в осаде! — тоже возвысил голос Всеволод. — А там и подмога придёт, глядишь! Не зря же брат твой в Литву да Полоцк подался!
— Вот, опять… Ладно, положим, устоит. А остальные города, а веси бессчётные? Да и вопрос ещё, устоит ли Переславль тот! Сколько хлеба в закромах у господ переяславцев? Молчишь? То-то! Погинем от голода бесславно!
Князь Всеволод резко встал.
— Ну вот что, княже. Или мы сейчас ударим на поганых, немедля, или я тебе не соратник. Владимир проспал, Суздаль проспал, и ране того Рязани не помог. В лесу отсидеться думаешь, как медведь под выворотнем?
— Да ты… ты… — задохнулся князь Георгий.
— Да я, я! Моё слово последнее. Либо мы завтра выходим в поход, дабы сотворить с погаными под стенами Переславля то, что под Владимиром не успели, либо я увожу своих людей. Думай, однако. Покуда Ярославль в осаду не взяли, надобно в город пройти и оборону занять там.
— О как! — прищурился Георгий. — Сколько войска-то у тебя, говоришь? Полагаешь устоять против орды такой?
— Устоять не надеюсь. — твёрдо ответил Всеволод. — Однако князь я над Ярославлем, и потому должен служить защитой народу моему, а не в лесах прятаться. А там как Бог решит.
Всеволод Константинович повернулся и вышел, гулко хлопнув дверью.
— Вы так же думаете? — помолчав, обратился к оставшимся князь Георгий.
— А ты не злись, княже, — заговорил доселе молчавший князь Святослав — Прав он. Победа сама сюда не придёт.
Князь Георгий покатал желваки.
— Ты, Василько Константинович, что скажешь?
Василько смотрел в окно.
— Не знаю, Георгий Всеволодович. Выйти сейчас под Переяславль и верно на погибель. Побьём часть рати батыевой, а потом самих обложат, как медведя в берлоге. Но, с другой стороны — тут мы не в берлоге ли сидим?
Князь Дмитрий тоже поднялся.
— Пойду я, Георгий Всеволодович, дел полно. Решайте с Всеволодом Константиновочем. В поход так в поход. Но только вот что скажу тебе, княже — ежели разорят все города поганые… Сидеть тогда здесь смысла не будет.
Князь Дмитрий вышел, в отличие от Всеволода Ярославского аккуратно прикрыв за собой дверь.
— Я тоже пойду, пожалуй. — встал и князь Святослав. — Дела…
— Ты тоже покинешь меня, как туго придётся, Василько? — неожиданно спросил князь Георгий, когда дверь за князем Святославом закрылась, и в голосе его помимо воли прорезались нотки обречённости.
Василько Константинович молчал, водя пальцем по заледенелому окну.
— Нет, дядя. До конца с тобой буду. А там, действительно, уж как Бог решит.
— О чём думаешь, ладо мой?
Княгиня Елена прижалась к мужу, стараясь утешить. Разумеется, она чувствовала, что с мужем творится, как и любая женщина. Вот только в последнее время князь Михаил совсем замкнулся, ушёл в себя. Если и разговаривал с кем-то, то с боярином Фёдором да ещё с двумя-тремя воеводами своими. О постельных же утехах и вовсе забыл Михаил Всеволодович, да и спал-то в последнее время мало — ложился за полночь, вставал до свету… А жизнь проходит, между прочим…
— А жизнь проходит, между прочим… — неожиданно для себя произнесла молодая женщина.
— М-м? — скосил глаза Михаил, как будто только сейчас обнаружив на своём плече жену.
— Так… Не обращай внимания, княже. Как до сих пор не обращал.
Князь вздохнул, обнял жену рукой.
— Тяжко мне, Елена, — посетовал вдруг. — Обманул меня братец твой, Данило свет Романович. Галич заполучил, а с войском не спешит.
— А ну не обманул? — вступилась за брата Елена. — Покуда в Галиче сел, покуда дела наладил да людей расставил… Да рати собрать не котомку дорожную… Подойдёт, чать?
— А хоть бы и подойдёт, — усмехнулся Михаил. — Когда-то подойдёт… Дорога ложка к обеду.
Помолчали.
— Последнее письмо от Василька из Ростова было, что отправляет он Марию в Белоозеро, с Бориской и Глебкой, стало быть.
— Слыхала я.
— Слыхала… А вот Феодулия… то есть Евфросинья… не знаю, как оно во Владимире, а Суздаль вряд ли устоит. И вокруг всё пожгли, должно.
Елена плотнее прижалась к мужу, вздохнула.
— Может, Бог не попустит…
— Не попустит… — усмехнулся Михаил. — Рязань вон попустил, однако.
Снова воцарилось молчание.
— А может, и не просто так это, — заговорила Елена. — Наказания Божьего без вины не бывает.
— В смысле? — чуть приподнял брови Михаил.
— В смысле, греховно чересчур жили мы, русские люди, в последние года. Уж и предупреждение было ниспослано свыше — Калку я имею в виду — так ведь не вняли…
И снова удивился князь. Вот ведь, а болтают, будто все бабы дуры…
— Вы не сговорились ли с Феодулией да Маришкой?
— Нет, ладо мой. Своим умом дошла. — улыбнулась Елена.