Мария Ульянова
Шрифт:
Слежка идет очень большая. Они живут далеко от центра, на Девичьем Поле. Мать беспокоится, что Мария Ильинична много бывает на ногах. А ей действительно приходится несколько раз пересаживаться с трамвая на трамвай, часть пути проделывать пешком, чтобы уйти от шпиков.
Весной 1910 года в Московской организации начинаются аресты. У Ульяновых несколько раз был «профилактический обыск». Чтобы усыпить бдительность полиции и уйти от неминуемого провала, Мария Ильинична ищет место учительницы в отъезд. На помощь пришла давняя знакомая — жена соратника Ленина по «Союзу борьбы» Михаила Сильвина — Ольга Александровна. Она нашла место домашней наставницы в знакомой семье Савельевых, выезжавших на лето на дачу в Финляндию, в маленький поселок Ино-Неми. Сам
Мария Ильинична не торопится с отъездом: ей нужно еще выполнить ряд партийных поручений. Это беспокоит мать. Она чувствует опасность, нависшую над младшей дочерью. И она оказывается права.
В ночь на 24 апреля в дверь их квартиры раздался громкий стук. Несколько полицейских прошли в комнаты, занимаемые Ульяновыми. Остальным жильцам запретили выходить в прихожую. Обыск продолжался до утра. Он ничего не дал, однако Марию Ильиничну увели в охранное отделение.
Мария Александровна без сил бродила по комнатам, пыталась навести минимальный порядок. В начале четвертого Мария Ильинична неожиданно вернулась в сопровождении четырех полицейских чинов. В охранном отделении Мария Ильинична попросила освободить ее, хоть на время; дома осталась старушка мать, и надо вызвать для ухода за ней старшую сестру. Кроме подозрений, у полиции ничего нет, поэтому пристав позволил Марии Ильиничне вернуться домой, но в квартире он решил устроить засаду. Все жильцы оказались под домашним арестом. Двое полицейских расположились в прихожей, а двое других кочевали из гостиной в кухню и обратно.
На улицу не выпускали ни жильцов, ни прислугу, ни даже хозяйку квартиры. Время, казалось, остановилось. Часы текли в мрачном ожидании. Вдруг тишину пронзил дверной колокольчик. Полицейские оживились, попрятались, только старший стал за дверь в прихожей и грозным шепотом приказал испуганной прислуге: «Открой и впусти». Руки девушки тряслись, она сняла дверную цепочку и открыла, перед дверью стоял почтальон. «Ульяновой письмо», — сказал он, протягивая конверт. Взяв письмо, она закрыла дверь и сделала несколько шагов в сторону стоявшей у дверей своей комнаты Марии Ильиничны, но унтер опередил ее. «Подай сюда!» Он повертел конверт, внимательно прочел адрес. Затем приказал одному из полицейских срочно отнести письмо в охранное отделение. «Вы хоть скажите, от кого письмо», — обратилась к нему Мария Ильинична. «В участке скажут», — ответил полицейский.
Мария Александровна отдыхала в своей комнате. Дочь прислушалась — мать дышала ровно и спокойно. Самой ей не сиделось на месте, читать она не могла. Бродила из комнаты в комнату. Несколько раз пыталась подойти к окну, но на ее пути неизменно оказывался полицейский. Его широкая спина загораживала весь оконный проем. И опять она слышала обычное: «Не велено». Полиция боялась, что она подаст предупредительный знак кому-либо из друзей, кто будет к ней направляться. На другой день жильцы начали роптать: неожиданный арест поставил их в трудное положение — некоторые не имели запаса продуктов и питались всухомятку.
В субботу утром две молодые барышни стали громко выражать возмущение их задержанием. Мария Александровна вмешалась в их перебранку с полицейским: «Не надо с ним спорить, напишите лучше прошение на имя начальника охранного отделения». — «А как это сделать?» — спросила одна из них. Мария Александровна помогла составить прошение. Сколько подобных прошений написала она за последние годы! Слова сами собой складывались в установленную форму. Через полчаса посланный явился с ответом — все, кроме Ульяновых, свободны. Жильцы обрадовались. Рада была и Мария Ильинична, тем более что через прислугу, отпросившуюся «погулять», ей удалось передать товарищам сообщение о домашнем
В 12 часов ночи опять раздался требовательный стук. Мария Ильинична вышла в прихожую. Городовой принес повестку — пристав, делавший обыск, «приглашал» ее в охранное отделение на 11 часов утра. Мария Ильинична уснула лишь под утро. Утром, написав специальное прошение — о разрешении выехать в Финляндию, где 1 мая по договоренности должны начаться ее уроки, пошла в охранное отделение. Мария Александровна осталась одна. Договорились, что, если Мария Ильинична не вернется к вечеру, мать даст телеграмму старшей дочери: «Мама одна». Если же поездка в Финляндию будет разрешена, телеграмму следует послать с другим текстом: «Маня едет».
Она вернулась лишь в пятом часу. Ей разрешили ехать. По дороге она заглянула к приятельнице и узнала, что в ночь ее ареста были схвачены многие члены Московской организации, в основном большевики. Видно, действовали провокаторы, так как у многих товарищей сумели найти компрометирующие материалы. Начато следствие. У нее было всего несколько часов, чтобы выяснить точно, кто арестован, кто остался на свободе, как будет установлено посещение арестованных, как восстановятся связи с рабочими кружками. Она сообщает новые адреса Ленину и Крупской в Париж.
Мария Ильинична торопится, дорог каждый час, ведь по старым адресам могут быть направлены ленинские письма, послана нелегальная литература. Провал большой, и замену каждому товарищу, конечно, не найдешь. Возрастает объем работы всех, кто остался на свободе. И все время сверлит мысль: «Кто предал? Где допущена ошибка? Ограничится ли полиция этими арестами или кому-то еще угрожает опасность?» Пока Мария Ильинична занимается партийными делами, мать собирает ее багаж для поездки в Финляндию. Вместе пообедали, почти молча. Все уже оговорено. Чтобы не длить расставания, простились дома. Погрузив на извозчика свой несложный багаж, Мария Ильинична тронулась в путь.
Дорога до Петербурга, хоть и короткая, утомила ее. Она не заснула ни на минуту, думала о матери, об арестованных товарищах, да и предстоящая встреча с «нанимателем» и его детьми волновала. Ей впервые приходилось выступить в роли не только репетитора, но и воспитателя. Встретившая ее в Петербурге Ольга Александровна проводила ее до станции Райвола, подробно рассказала об обстановке в семье Савельевых, о характере детей.
Маленькая финская станция, окруженная лесом. В вагоне всего несколько человек. Среди встречающих Мария Ильинична сразу обратила внимание на высокого представительного господина в светлом костюме. Ольга Александровна познакомила их. Пожимая руку Марии Ильиничне, Василий Александрович говорил: «Мне бы очень хотелось, чтобы ребята понравились вам. Они еще маленькие — младшей 6 лет, и вам легко будет на них влиять». — «Если я понравлюсь им», — ответила Мария Ильинична.
Дорога в Ино-Неми шла лесом, мимо прекрасных северных озер. Здесь весна еще только вступала в свои права. Под сосенками то там, то тут голубели фиалки. Над деревьями, как зеленая вуаль, трепетали только-только распустившиеся листочки.
Дача Савельевых была удобной и поместительной. Учительнице отвели прекрасную светлую комнату с террасой, откуда открывался превосходный вид.
Дети — три девочки и мальчик-гимназист. С девочками Марии Ильиничне и предстояло заниматься. Они были погодками — Валя, Наташа и Марина, которую в семье звали Лялей. Девочки испуганно и неловко присели перед учительницей. На их лицах явно читался вопрос: «Как вы будете к нам относиться, полюбите ли нас?» Мальчик держался независимо и старался казаться взрослым. Василий Александрович, представляя детей, давал им шутливые характеристики и требовал «строгости, строгости, строгости». Мария Ильинична рассмеялась: «Не пугайте вы их, ради бога, а то они и заниматься не смогут. — И обратилась к ребятам: — А вы петь любите?» Те кивнули, а младшая спросила: «Песни?» — «И песня, и сказки. Знаете пьеску про журавля и цаплю? Пойдемте, я вам спою». Дети были в восторге, первая встреча прошла хорошо.