Мария в поисках кита
Шрифт:
А не являюсь ли предметом изучения я?
Мне гораздо меньше тридцати (возраст критический для главных вэпэзэзровских героев и лучше бы до него не доводить); я хороша собой, неглупа и амбициозна… Самое время занять качающийся трон героини, позади которого адово пламя дрянных тайн и подростковых комплексов, а впереди — зыбучие пески отношений с незнакомцами мужского пола. Татуированными экзотами, только и ждущими, чтобы воткнуть в спину нож полукриминальной истории с мистическим подтекстом (для изящного выхода из нее у ВПЗР обычно не хватает ни времени, ни сил).
Впрочем, нет.
Я никогда не стану героиней ее романа. Я подошла к ВПЗР
…В маленькой прихожей, отделяющей магазин от жилых помещений, практически ничего не изменилось, добавлена только одна деталь: шкатулка на комоде. Шкатулка обита кожей; когда-то она была светло-рыжей, но со временем потускнела. Да-да, шкатулке очень много лет, очень, — это самое настоящее «антигуо», как говорят испанцы: антикварная вещь.
Знак знаков.
Ключ ключей.
Возможно — ключ от сердца самой ВПЗР, если хоть кому-то удастся отыскать замочную скважину на его абсолютно гладкой, без единого зазора, легированной поверхности. ВПЗР никогда не рассказывала мне историю шкатулки. Быть может, потому — что это слишком интимная история. Или — до сих пор не придуманная история, от чего она становится еще более интимной.
Точно такая же шкатулка была у одного шведского мальчика, ставшего впоследствии великим режиссером Ингмаром Бергманом.
Точно такая же шкатулка была у одного французского мальчика, ставшего впоследствии просто хорошим и очень тонким режиссером Луи Малем.
Точно такие же шкатулки были у массы других детей, ничем впоследствии не прославившихся; вот и у ВПЗР она есть. Одна-единственная настоящая среди постыдного бомбейского новодела. Внутри нее — балеринка и шесть маленьких прямоугольных зеркал на откидывающейся крышке. Балеринка танцует под мотивчик, знакомый и Бергману, и Ма лю, и ВПЗР. Он остается неизменным на протяжении веков; слишком мал механизм, на который записан звук, — как раз для такого безыскусного мотивчика в три ноты. Но в шести прямоугольных зеркалах может отразиться что угодно, особенно когда ты остаешься один на один с балеринкой. И уже в зависимости от отражений, увиденных или не увиденных тобой, ты становишься либо великим, либо просто хорошим и очень тонким, либо ничем не примечательным и не вкусившим плодов славы. Я открывала вэпэзээровскую шкатулку лишь несколько раз, тайком, и вовсе не балеринка меня интересовала. Не балеринка и не мотивчик, — отражения. Бог знает, что я надеялась там увидеть. Маленькую ВПЗР до всех ее self-made карнавальных масок — как минимум, с маленьким сердцем, где полно крошечных замочных скважин. И к ним подходят все на свете ключи.
Ничего я там не увидела, кроме себя самой.
Шкатулка, стоящая сейчас на комоде, заперта. Я бы удивилась, если бы все было по-другому; отыскать знак еще не означает проникнуть в его суть. То, что действительно удивляет: картинки.
Они заняли место гравюр, так напугавших меня в прошлое посещение. Эти картинки пугают не меньше, хотя я тоже видела их.
Рисунки из спальни Кико в доме при маяке.
Они все перекочевали сюда — все десять. Во главе с маяком, женоподобными китами и «mariagiselapiedad» на ленточке marinerito. Они прикреплены к стене обычными канцелярскими кнопками, вся немудреная галерея; они проплывают мимо по мере того, как я поднимаюсь по лестнице, — и в их последовательности нет никакого скрытого смысла и не прочитывается никакой истории. Или я не могу ее прочитать. Или…
Она просто еще не написана.
Вопреки моим тайным страхам, лестничный пролет все же заканчивается — и ведет он на второй этаж. Тот самый, на который я не решилась подняться, когда бесхозный букинистический еще был сувенирной лавкой Анхеля-Эусебио. Что остановило меня?
Громкое тиканье часов и внезапное появление ВПЗР. И еще — страх перед неизведанным, совсем не тайный, а ярко выраженный. Вдруг бы я увидела что-то такое, что только усилило необратимость? Вдруг на этом проклятом этаже что-то произошло? Или происходило все то время, что я находилась внизу. А потом закончилось — и снова без моего непосредственного участия. Закончилось так же, как завод в часах, ведь тогда они остановились.
А сейчас — снова тикают.
Ну да, я слышу это равномерное вкрадчивое постукивание. Оно доносится из-за единственной полуприкрытой двери, выходящей на лестницу. Как поступила бы героиня вэпэзээровского романа, которой мне никогда не стать?
Примерно так же, как всегда поступает Алиса и еще миллион легкомысленных девочек от десяти до сорока: она обязательно бы вошла в чертову дверь. Сунув палец в рот и заранее округлив глаза от любопытства.
Что ж, пусть. Я тоже войду.
И я толкаю дверь, забыв при этом округлить глаза и сунуть палец в рот.
«Знаешь, почему я люблю Марокко? Потому что там со мной ничего не произошло».
Так сказала когда-то ВПЗР. Фраза эффектная, но почти лишенная смысла, как и большинство ее фраз. Романных, а следовательно — не имеющих никакого прикладного значения; «Давно пора поменять плитку в ванной, Ти» выглядит на их фоне куда объемнее. Призывает к действиям намного более полезным, чем сунуть палец в рот и войти в непонятную дверь. Причем, без всяких гарантий со стороны двери, никакой ответственности за последствия она не несет. Зато на керамическую плитку гарантия выдается. И прилагается к чеку.
«Знаешь, почему я люблю Марокко? Потому что там со мной ничего не произошло».
Если этот суповой набор из двух предложений объявить местом на поверхности воды, куда упал камень, — от него обязательно пойдут круги. Вариации на тему. Аллюзии, как любит выражаться ВПЗР, не совсем точно понимая значение этого слова.
Нужно почаще заглядывать в словарь. Особенно — писателям.
Четвертым или пятым… или седьмым кругом будет: «знаешь, почему в этой комнате так страшно? Потому что в ней ничего нет».
Самой комнаты нет тоже.
Толкнув дверь, я вижу перед собой… да черт возьми! — ничего особенного я не вижу, открывшееся мне трудно назвать даже пустым пространством, ограниченным стенами. Существует лишь подобие стен, и подобие пола с потолком, и нечто похожее на тоннель. Или не до конца сформированную анфиладу. Я бы назвала этот ход вариацией/аллюзией на тему кроличьей норы, тем более что кроличья нора уже существует. Существовала. Была придумана в другом месте и совсем в другой голове.