Мария
Шрифт:
Устав от своих занятий, Мария решила дать себе отпуск и в качестве места его препровождения выбрала Россию. Разумеется, об этом никто не знал, ни об отпуске, ни о её местонахождении. Как, собственно, никто, никогда и ничего ни о ней, ни о её намерениях ничего не знал.
Насколько это можно, Мария скрыла свою внешность, чтобы не привлекать внимания, заказала такси и прямиком из аэропорта «Шереметьево» направилась в отель «Метрополь».
Там она уже особенно не скрывалась, поэтому ей, только взглянув на неё, не говоря ни слова, а вернее сказать, потеряв все слова, предоставили
Оставив в номере вещи до возвращения, быстро освоившись с отелем, она решила прокатиться по вечерней Москве. Заказав такси, она попросила показать ей город во всей его вечерней красе.
Был поздний вечер и дороги были относительно свободны, что дало возможность беспрепятственно кружиться по городу. Мария не отрываясь от окна, вглядывалась в освещенные центральные улицы и в темные переулки, оглядывала высотные здания и выхватывала маленькие постройки. Скверы, парки, мосты, рестораны, театры, магазины, ведомства, ничего не утаилось от её проницательного взгляда. Не забывала она и о прохожих, которых будто бы сканировала своими большими черными глазами. Под конец поездки она закрыла глаза, откинулась на спинку и затаила дыхание. В таком состоянии её застал таксист, когда подогнал автомобиль к отелю. Он решил, что она заснула, и несмело проговорил:
– Барышня, мы приехали.
Мария не пошевельнулась
– Барышня, – чуть громче сказал таксист.
– Что? – ответила Мария таким голосом, что таксист отпрянул, задел дверцу автомобиля и повалился на асфальт.
– Мы приехали, – с дрожью в голосе сказал он.
– Премного благодарна, – приятным голоском отозвалась Мария, расплатилась с таксистом, стукнула его пальчиком по носу и лукаво улыбнулась. – Я впитала атмосферу вашего города. Пока мне достаточно.
– Я, да не…обращайтесь, – ни слова не поняв, пролепетал таксист и, захлопнув за собой дверь, тронулся с места.
– Отпуск не вечен, – прошептала она, сползая с бокалом шампанского в джакузи, – немного расслаблюсь и на охоту.
После ванны, Мария вышла с бокалом шампанского на балкон. Медленно подняв голову к небу, она также медленно её опустила, охватывая взглядом весь город, который, казалось, неторопливо расплылся, перемешав все краски ночи. Мария глубоко вдохнула ночной московский воздух, и тут же резко выдохнула. Картинка города задрожала.
Что-то толкнуло Виктора в грудь. Он проснулся и сел на кровать, спустив ноги на пол. Он зажмурился, встряхнул головой, снова открыл глаза и обвел взглядом комнату. Он ощутил свое тяжелое дыхание. Необъяснимая тревога объяла его. Накинув халат, он вышел на балкон. Прохладой ветерок коснулся его лица.
– Что со мной происходит? – прошептал он.
Вернувшись в комнату, он налил себе стакан воды и залпом выпил его.
– Что это было? Сон? Не могу вспомнить. Два часа ночи. Что меня так выбросило из сна? Почему я так тяжело дышу, словно только что пробежал марафон? Мама права и мне нужно к врачу? Нет, нет, что-то не то, не так. Устал? С чего? Что со мной происходит? Завтра напишу заявление и через две недели уйду в отпуск.
Как ужасное и загадочное может перекликаться с прекрасным и таинственным? Ужас и красота в загадке. Тьма окутывала сон Генриха, но тьма источала и красоту и ужас, чудо и страх. Или же он не спал. Он то и дело просыпался и выглядывал в окно, опасаясь, но в то же время, ожидая увидеть черного всадника.
Похороны отца прошли накануне. На них практически никого не было. Все боялись проклятия.
Утром, поднявшись, и собравшись спуститься в столовую, Генрих услышал отрывки разговора его матери с её старой знакомой, известной на всю округу сплетницей, главной по распространению разнообразных слухов и примет.
– Ой, горе-то какое? – причитала та.
– Да что уж теперь говорить, – прервала её мать. – Мы последние годы жили, как на кладбище.
– Господь с тобой. Ой, как негоже так говорить. Да ещё о своём муже.
– Эх, Анжела, ты же всё прекрасно понимаешь…
– Понимаю, голубушка, понимаю, но вслух не произношу. Грешно это… Всё грешно. Уж как владыка наш, Фридрих, отдал богу душу, так и началось у нас брожение повсюду. Ну, да ладно, что это я о нём.
– Действительно, дорогая, не уходи так далеко, итак, на месте тяжко.
– Я тебе больше скажу, соседи на нас косо смотрят…
– Что ты хочешь сказать?
– Да прибрать к рукам хотят, как и там, на севере.
– А что на севере, Анжела?
– Захватили родственника нашего графа, разорили, камня на камне не оставили.
– Бог с тобой. А наш-то что?
– Давеча узнал об этом. Письмо пришло к нему, ещё, почитай с месяц назад со странствующим монахом. Брат его просил дочь свою приютить.
– Дочь?
– Дочь, единственную наследницу, да без кола да двора. А наш-то и обрадовался. У самого ни жены, ни детей не осталось. Вот радость старику на исходе лет. Сам-то он уже не тот, совсем одряхлел. Герцог в последний раз решил обеспокоить его собранием. Генрих твой на полных правах будет принимать участие.
– Да он итак с семнадцати лет там. Ой, сынок, пришлось ему натерпеться. Дай бог про дядю Альберта ничего не помнит.
– Вспомниться, поверь, все вспомнится. Сейчас такое твориться в округе.
– Что ты, мать, все пугаешь.
–Давеча, тот дуб, на котором Альберт повесился, был весь воронами покрыт. Так не улетали, нечистые, пока мужики их дубьем не посбивали. Не к добру это. На границе земель весь скот пал. По ночам из леса вой доносится, да, слыхивала я, что огонь там адский видели. Никак ведьмы на шабаш сбираются. А в прошлую ночь у крестьянок сразу четыре сына родились. Ой, к беде, к войне. Недаром соседнее графство на нас смотрит.
– Да и мы на них, Анжела. У них, поди, не лучше там…
– Уж не знаю, как у них, мне нашей земли хватает. Дурные, дурные приметы…
– Да ты меньше приметам верь.
– Да как им не верить-то, когда всё одно к одному. К Герамине бы сходить…
– Господь с тобой, Анжела, она ж сама, что ни на есть, ведьма первая.
– Вот и я боюсь. Боюсь близко к лесу подойти. Ой, беда, беда. А граф наш. Я тебе и не рассказала, не докончила. Племянница его с севера приехала-таки…
Анжела замолчала.