Шрифт:
Глава 1
Марк Анатольевич стоял перед дверью в свою квартиру, сжимая в руке ключи, и никак не решался войти. Вчера вечером они поругались с женой, и хотя с того момента прошел уже целый день, обида не улеглась до сих пор. Ссоры ведь разные бывают, иной раз проходят тут же, без следа, и супруги опять мирно беседуют, будто ничего не случилось, а бывает так, как вчера – с взаимными упреками и обвинениями, нежеланием услышать, уступить, и последующей смертельной обидой. Марк Анатольевич уже и не помнил, с чего всё началось, но разве это было так важно? Чаще всего ссора начинается с мелочи – кто-то что-то за собой не убрал или не туда положил, или не сделал то, что обещал, или сделал, но не так, а в результате
В последнее время Марк Анатольевич стал замечать, что их отношения с Хелей стали меняться не в лучшую сторону. Ссоры случались чаще, обид друг на друга стало больше, и дом из уютного места стал постепенно превращаться в поле битвы. Из спора Марк Анатольевич выходил победителем редко. Он привык уступать жене, убеждая себя, что пусть его самолюбие немного пострадает, но зато это поможет сохранить брак. Вчера он поначалу тоже был готов уступить, но в какой-то момент то ли накопившаяся за последнее время усталость, то ли слишком яростный, испепеляющий взгляд жены вместе с обидными словами, которые она резко бросала в его сторону, то ли всё вместе вызвало в нем протест. И когда она уже ждала, что ее добрый муж смирится и признает свою неправоту, он вдруг повысил тон и стал яростно защищаться, а потом и нападать. Конечно, это было только на словах, до рукоприкладства в их семье никогда не доходило и дойти не могло – они оба были не так воспитаны, но словесная война тоже иногда бывает кровавой, и пусть раны от такой битвы не видны, болеть и не заживать они могут годами.
– Видеть тебя больше не могу! Завтра же подаю на развод! – в сердцах выкрикнула Хеля, оставив тем самым за собой последнее слово. Жирную точку в споре поставил звук громко захлопнувшейся за ней двери, ведущей в спальню.
Слова о разводе болью отозвались в душе Марка Анатольевича. Он не сомневался, что жена сказала это не всерьез, что это говорили ее эмоции, а не разум, но всё равно слышать такое было очень неприятно. Всякий раз во время ссоры они старались не применять «тяжелую артиллерию», которая могла бы подорвать основу их брака, а угроза разводом была как раз таким «оружием тотального поражения». За всё время, что они были вместе, Хеля прибегла к этому запрещенному приему только один раз.
Он вздохнул, вспомнив, как тогда жена не разговаривала с ним целую неделю. Обыденная жизнь оставалась прежней: она продолжала готовить еду, стирать и гладить его рубашки, он приносил из магазина продукты по списку, который она вечером оставляла на столе, но все это происходило в полном молчании. Три дня он терпел, чувствуя обиду, но постепенно она сошла на нет, и настал момент, когда Марк Анатольевич понял, что созрел для примирения. Надо было только прикинуть, как лучше начать разговор, и он не придумал ничего оригинальнее, как похвалить то, что Хеля приготовила на ужин. Еда и в правду была вкусная. Надо отдать должное, как бы они ни ругались, на кулинарных способностях жены это никак не отражалось.
– Хелечка, твоя запеканка просто шедевр. Я всегда знал, что ты у меня… – Марк Анатольевич хотел сказать жене что-то хорошее, но тут же осёкся, увидев её тяжёлый и холодный взгляд. Быстро дожевав запеканку, он встал из-за стола, поставил тарелку в мойку и вышел из кухни. «Змея, – продолжил он про себя. – Какая ты у меня змея». Почему она так с ним поступает? Он же первый пошел на примирение, и она просто обязана была воспользоваться этим и тоже сделать шаг ему навстречу! Но она этого не сделала, и Марк Анатольевич снова погрузился в печаль. Правда, долго обижаться он не умел, и спустя несколько дней опять решился на разговор с женой. На этот раз Хеля была благосклонна, и супруги помирились.
А вчера вечером она опять пригрозила разводом, и Марк Анатольевич понял, что грядет очередная неделя молчания. На душе у него было скверно. В последнее время на работе проблема следовала за проблемой, и ему как никогда хотелось покоя хотя бы в доме. Но как назло Хеля выбрала, сама того не осознавая, самый неподходящий момент, чтобы опять начать предъявлять претензии, бросаться обвинениями и под конец еще добила Марка Анатольевича словами о разводе.
Спать вчера он лег на диване в гостиной, в самом скверном расположении духа. Он долго ворочался и не мог уснуть. Он считал, что жена к нему очень несправедлива. В конце концов, он не самый плохой муж на свете – хорошо зарабатывает, не алкоголик, не проигрывает деньги в автоматах, походами на сторону особо не увлекается. Если когда и был грех, то это так, по слабости, а не от большой страсти. Да и случаев таких было всего ничего. Все его любовные приключения можно было пересчитать по пальцам одной руки, причем он был настолько осторожен, что подозрительная и довольно ревнивая Хеля так ни разу ни о чём и не догадалась.
Спал Марк Анатольевич плохо. Всю ночь в своих сновидениях он убегал от нехороших личностей, которые гнались за ним по запутанным коридорам какого-то заброшенного здания с яростным намерением лишить его жизни. Проснулся он такой разбитый, словно и не спал вовсе. Несмотря на сильную вялость, он постарался умыться, позавтракать и одеться побыстрее и с минимальным шумом, чтобы не разбудить жену. Он не хотел ее видеть, и не желал, чтобы утро начиналось с уничтожающих взглядов и холодного презрительного молчания.
После бестолковой ночи Марк Анатольевич ехал очень аккуратно, чтобы не попасть в аварию, потому что почти физически ощущал свою замедленную реакцию на все, что происходило вокруг. Он чувствовал, как медленно ворочаются мысли в его голове, и как сонный мозг требует оставить его в покое. К счастью, до работы он добрался без происшествий, за исключением маленького эпизода, когда он едва успел затормозить перед бабушкой с тележкой, которая медленно переходила оживленную улицу вдали от всех переходов. В эту минуту он вяло подумал о том, что такие бабушки всегда и везде следуют принципу «старшим надо уступать», и даже правила дорожного движения им не указ.
Он опасался, что на работе ему будет так же тяжело сосредоточиться, и, чтобы не наделать ошибок из-за недосыпа и рассеянности, он взялся за самый вялотекущий проект, сроки выполнения которого постоянно отодвигались. Да и, откровенно говоря, вероятность того, что он вообще когда-нибудь завершится, уменьшалась с каждым днем. Всякий раз, когда Марку Анатольевичу приходилось к нему возвращаться, он испытывал тоскливое смирение, потому что не видел особого смысла в том, что он делает, но сейчас именно этот проект, такой же вялый и сонный, как сам Марк Анатольевич, был как нельзя кстати.
Сделав серьезное лицо, он открыл один из файлов, медленно прокрутил несколько страниц, нашел то место, на котором остановился в прошлый раз и впал в легкое полудремотное состояние, при этом внешне стараясь изобразить большую заинтересованность в том, что он читал. Он надеялся, что коллеги, видя его невероятную занятость и сосредоточенность, лишний раз не будут приставать к нему с ненужными вопросами. Но увильнуть от работы ему не удалось, и если коллеги Марка Анатольевича не донимали, обманувшись его видом и полагая, что он занят срочным и важным делом, то руководителю было совершенно безразлично, во что там так напряжённо вчитывается его сотрудник. С утра клиенты уже успели подкинуть новых проблем, и Марку Анатольевичу было велено оставить все текущие дела и срочно заняться неотложными вопросами. Ему ничего не оставалось, как волевым усилием взять себя в руки и приняться за работу. Как ни странно, очень скоро он почувствовал прилив сил, будто включились запасные скрытые ресурсы, в голове всё прояснилось, и к нему вернулась привычная быстрота ума, которую он очень в себе ценил. Работа заняла все его мысли, и очень скоро вчерашняя ссора с Хелей перестала его занимать.