Марк и Иван Митрофанович
Шрифт:
Марк Анатольевич не заметил, как пролетел день, и только когда вышел из офиса и сел в машину, он ощутил, что тревожные мысли, которые не беспокоили его всё это время, опять возвращаются. Весь день ему было не до жены, за обедом они с коллегами тоже продолжали обсуждать дела, так что у семейной неурядицы не было шансов обратить на себя хоть какое-то внимание. Даже когда рабочий день закончился и все разошлись, а он остался один в пустом офисе, Марк Анатольевич продолжал думать только о работе. Но по дороге домой мысли поменялись местами: теперь всё, что было связано с делами, стало понемногу затихать и принимать призрачную форму, а вот спрятавшиеся на время в глубинах памяти воспоминания о том, что произошло вчера, наоборот постепенно вышли на
Чем ближе он подъезжал к дому, тем меньше ему хотелось туда возвращаться. Улучшению настроения никак не способствовала мысль о том, что ему как всегда еще предстоит покрутиться по соседним улицам, чтобы найти место для парковки. К своему удивлению, во дворе Марк Анатольевич нашел целых две свободных площадки, и с печальным удовлетворением подумал, что хотя бы с этим сегодня у него проблем не будет. Он оставил машину и пошёл к дому. Зайдя в подъезд, он замедлил шаг. Ему не хотелось идти домой, не хотелось видеть жену, не хотелось проводить вечер в гнетущей атмосфере молчания. Он медленно поднимался на свой этаж, надеясь, что это состояние нежелания сейчас пройдет, но перед дверью почувствовал невероятную потребность развернуться и выйти обратно на улицу. С одной стороны, дома можно вкусно поужинать, посидеть в свое удовольствие в интернете, полежать на диване, к чему он так стремился после трудного дня, но, с другой стороны, опять видеть укоризненное лицо Хели и ощущать ее недовольство в каждом взгляде, было невыносимо. Марк Анатольевич застыл перед дверью с ключом, поднесенным к замочной скважине, спрашивая себя: а зачем вообще идти туда, где ему будут совсем не рады, туда, где его не ждут?
Он вздохнул и, спрятав ключи в карман, развернулся и пошел на улицу.
Стоял октябрь, вечер был тихий и безветренный, а воздух прохладный и влажный после небольшого дождя, у которого не хватило сил стать ливнем. Куда идти? Да это неважно, главное, просто двигаться вперед. Спокойный ритм движения подействовал на Марка Анатольевича умиротворяющее, и очень скоро он почувствовал, как на душе стало заметно легче. Он словно перестал быть и ответственным работником, и обиженным мужем. Он был просто уставшим человеком, который прогуливается по улице. Идти вот так, без цели, не спеша, было приятно. Конечно, какие-то мысли приходили в голову, куда же без этого, но надолго там не задерживались. Он не смотрел на время. А зачем? Дел на сегодня у него никаких нет, дома его не ждут – так зачем волноваться? Нет, конечно, если его долго не будет дома, Хеля начнет переживать – все-таки они друг другу не чужие. Он был уверен, что, не дождавшись его возвращения, жена преодолеет свою обиду и сама ему позвонит, а когда он не ответит, она станет звонить друзьям и знакомым, а когда и те скажут, что не знают, где сейчас Марк, она задумается о том, не пора ли обратиться в полицию. Тут Марк Анатольевич, по сути добрый человек, испытал небольшое, но вполне отчетливое злорадство. Ведь стоит только ему пропасть на несколько часов, жена сразу прочувствует каково это – оказаться одной, без него! Она поймет, кого она потеряла, и больше уже никогда не будет бросаться такими обидными и безжалостными словами про развод!
И тут голос искушения зашептал ему: «А вот это очень правильная мысль. Если ты задержишься, причем, не на час и не на два, а, скажем, придешь далеко за полночь, это будет для нее хорошим уроком. Она же не ценит ваши отношения, а ты как раз ее этому научишь. Не можешь же ты постоянно уступать, пусть и она поймет, как мало делает для того, чтобы сохранить семью! Как будто это только тебе одному нужно. Так что давай, сделай это, ты же ничего не теряешь! Наоборот, она только обрадуется, когда ты вернешься. Ну, поначалу, конечно, понервничает немного, но ведь и она вчера заставила тебя понервничать! Зато потом ценить тебя будет больше».
Марк Анатольевич отмахнулся от назойливого голоса. Как бы там ни было, он любил Хелю и поступить так с нею ему казалось слишком жестоко. Если бы он на самом деле не мог позвонить, это одно, но совсем другое – намеренно заставлять её переживать. Знать, что она места себе не находит, и просто выжидать – «вот пусть еще часик помучается, а уж потом я позвоню» – такого Марку Анатольевичу совесть сделать не позволяла.
– Молодой человек! – вдруг услышал он голос. Он обернулся, чтобы посмотреть, кто его зовет.
На скамейке у дома, мимо которого он проходил, сидел пожилой мужчина и смотрел в его сторону.
– Да-да, молодой человек, это я вам, – сказал тот. – Вы уж извините, не уделите старику пару минут? Я вот тут разобраться не могу, – и он поднял вверх руку со светящимся телефоном.
Марк Анатольевич решил: почему бы и нет? Молодые должны помогать старикам, а уж с техникой особенно. Они в этом отношении хуже детей, в элементарных вещах разобраться не могут. Вот взять даже его деда: порой и объяснишь ему, и покажешь, и вроде он понял всё, а потом опять к Марку с тем же вопросом приходит.
Он подошел к скамейке, и старичок жестом пригласил его сесть.
– У Вас что-то с телефоном?
– Да, вот фонарик включил, а выключить не могу. Не знаю, куда нажимать, запутался. Может, Вы поможете?
Марк Анатольевич взял телефон и стал смотреть меню. На поиск фонарика и его выключение он не потратил и пары минут.
– Что, уже? – удивленно сказал пожилой человек. – Ох, и быстрые вы, молодые, не то, что мы. Не успел в руки взять, и уже всё сделал. А я тут уже сколько провозился. Вот спасибо так спасибо!
– Да не за что, – ответил Марк Анатольевич и протянул ему телефон. – Это было совсем не трудно.
И тут произошло что-то странное. Вместо того, чтобы забрать свою вещь, старик охватил ладонь Марка Анатольевича своей ладонью, и того словно захлестнуло волной невероятной, несокрушимой силы, которая исходила от этого небольшого жилистого человека, и в этой силе не было и намека на немощность и слабость. Такого прикосновения он никак не ожидал от старика. Да что там говорить – с такой энергией ему никогда прежде сталкиваться не приходилось. Не сказать, что он ежедневно только и делал, что пожимал руки, но всё же исполнять этот общественный ритуал ему приходилось довольно часто. У него даже было маленькое развлечение – сможет ли он по одному взгляду на собеседника угадать, какое у того будет рукопожатие: ляжет ли рука в его ладонь нехотя и вяло, сожмут ли ему пальцы до хруста, или прикосновение будет быстрым и испуганным. Как бы там ни было, в его «коллекции» такое мощное рукопожатие встретилось впервые.
«Кто он такой? Что ему от меня нужно? Зачем он держит мою руку? Откуда в нем такая невероятная сила?» – завертелось в голове Марка Анатольевича. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но, заглянув в глаза старика, вдруг почувствовал, как всё внутри и вокруг остановилось. Мыслей не было, прошлого не было, мир вдруг стал застывшим и безжизненным, как декорация на сцене, и реальными оставались лишь он, странный старик и скамейка, на которой они сидели.
Сколько прошло времени – на этот вопрос ответить было невозможно, потому что нельзя измерить то, чего нет. Это странное ощущение могло длиться и мгновение, и вечность – и в тот момент Марк Анатольевич не почувствовал бы разницы.
Весь мир внезапно вернулся на прежнее место, словно Марка Анатольевича резким рывком втянуло обратно в реальность, когда старик забрал телефон и отпустил его руку.
– Значит, поругался со своей? – сказал он, как ни в чём не бывало. Марк Анатольевич был настолько впечатлен случившимся, что даже не придал значения тому, что старик вдруг перешел на «ты». – И не в первый раз уже? Да не переживай, кто ж не ругается. Знаешь, я уж хорошо пожил на этом свете, повидал много чего, и вот что тебе скажу: если в семье тишь да благодать, значит, там уже давно никто друг другу не интересен и общего у них ничего не осталось.