Марк Красс
Шрифт:
— Стой!
— Что случилось? — приглушенно спросила Лидия; она также почувствовала что-то неладное.
— Германцев Канниция окружают римляне. Посмотри внимательно: они занимают холмы вокруг лагеря, в том числе и тот, на котором стоит храм Диониса.
Подруга вгляделась в ночную тьму. Действительно, впереди осторожно передвигались сотни теней. Римляне сделали все возможное, чтобы пробраться незаметно. Свои шлемы они прикрыли ветками, щиты измазали грязью, мечи обмотали тряпками. И все же они шли в гору, и, если присмотреться, их силуэты выделялись
Женщина в ужасе воскликнула:
— О боги, мы едва не погибли! Какое счастье, Мирина, что у тебя глаза кошки!
— Тише, Лидия, погоди радоваться. Германцам угрожает смертельная опасность — враги хотят взять их в кольцо и уничтожить. Одной из нас нужно предупредить Канниция, а второй спешить за помощью к Спартаку.
— Ты лучше меня держишься в седле, поэтому возвращайся к Спартаку, а я попытаюсь пробраться в германский лагерь, — предложила Лидия.
— Хорошо, — согласилась Мирина, — только старайся держаться подальше от холмов. Они уже заняты римлянами.
Жена Спартака дождалась, пока подруга скроется во тьме. Все было тихо, и Мирина собралась вскочить на лошадь, чтобы тронуться в обратный путь. Внезапно ночную тишину нарушил жертвенный ягненок, о котором женщины совершенно забыли. Голос его прозвучал неестественно громко в ночной тиши, а может, так показалось встревоженной Мирине. Она принялась быстро развязывать ремни, чтобы отпустить на волю ставшее теперь ненужным животное. Почувствовав под ножками твердую землю, ягненок успокоился и начал принюхиваться к траве. Мирина залюбовалась бы идиллической картиной, если бы не надо было спешить к Спартаку.
Амазонка молниеносно вскочила на лошадь. Это было последнее, что успела сделать в жизни хрупкая, но мужественная женщина. Сразу две стрелы вонзились в спину Мирины. Медленно она сползла на землю, прошептав немеющими губами: «Прощай, Спартак…»
Маленький ягненок подбежал к хозяйке и начал тыкаться мордочкой в ее неподвижное лицо. Словно поняв весь ужас случившегося, он виновато и жалобно заблеял.
Лидия все же добралась до лагеря Канниция и Каста. Римлянам не удалось внезапно напасть на рабов, однако численное и позиционное превосходство было на их стороне.
Германцы сражались словно львы, но, окруженные со всех сторон, они не имели ни малейшего шанса на успех. Напрасно Канниций смотрел вдаль, ожидая помощи от Спартака. Он не знал, что единственная надежда — Мирина — лежит на земле недалеко от поля боя, а душа ее уже отлетела к Диспатеру — властителю подземного мира.
То было одно из самых кровопролитных сражений в этой войне. Даже Плутарх отметил мужество германцев: Красс, «положив на месте двенадцать тысяч триста неприятелей, нашел среди них только двоих, раненных в спину; все остальные пали, оставаясь в строю и сражаясь против римлян».
Последняя битва
Гибель двух германских легионов стала невосполнимой потерей для Спартака, а смерть Мирины — величайшим несчастьем не только для фракийца: ее любило все войско. Мирина почиталась как вестница богов, и гладиаторы полагали, что во многом именно ей обязаны победами над римлянами. В лице жрицы Диониса рабы лишились своей путеводной звезды, а Спартак — жены, преданного друга и помощника. После таких утрат фракиец не мог рассчитывать на успех в борьбе с Крассом.
Глубокой ночью рабы покинули лагерь и стремительным маршем ушли к Петелийским горам. Все, что мешало движению и без чего можно обойтись, было уничтожено или оставлено в лагере. Пленных римлян перебили. Уже в пути у Спартака созрел новый план действий. Он состоял в том, чтобы захватить крупнейший римский порт Брундизий и попытаться морем вывезти войско из Италии.
Красс же, окрыленный победой, наоборот, мечтал о скорейшей встрече со Спартаком. Торопиться его заставляли и вести из Рима. Помпей уже находился в Италии и получил приказ сената спешить на помощь претору. Но Марк Красс не собирался делиться победой, которая, как ему казалось, была близка, как никогда.
Еще не догорели погребальные костры с погибшими во время недавнего боя, а римляне уже спешили вслед за Спартаком. В бешеной гонке прошел день, второй, третий. На исходе третьего дня Красс обнаружил, что расстояние между ним и гладиаторским войском не только не сократилось, а даже увеличилось. Тяжелые обозы со снаряжением и продовольствием являлись серьезной помехой, а бросить их по примеру рабов Красс не решался. Тогда претор приказал легату Аррию и квестору Скрофе взять два легиона и идти вперед за Спартаком. Им предписывалось следовать в тылу рабской армии и постоянными нападениями стараться задержать гладиаторов до подхода Красса.
Отряды Аррия и Скрофы, более чем наполовину состоявшие из конницы, довольно скоро нагнали войско Спартака и принялись в точности выполнять указания претора. Их жертвами, прежде всего, стали рабы, бредущие в конце колонны Спартака. Два римских легиона, пристроившиеся в хвосте войска, стали серьезной помехой для фракийца. Они принуждали гладиаторов держаться в тесном кулаке и препятствовали их стремительному маршу. Ежедневно Спартак был вынужден отбиваться от наседавших с тыла римлян, которые с каждым днем становились наглее, увереннее в своей силе и безнаказанности.
В конце концов Спартаку надоело такое положение. Он неожиданно развернул свои войска и всей мощью обрушился на авангард римлян. Нападавшие обратились в беспорядочное бегство, неся большие потери. Раненый квестор Скрофа едва не попал в плен. С огромным трудом всадники отбили своего командира и вынесли с поля боя.
Однако этот успех едва не погубил и Спартака. Победа вскружила голову рабам; теперь они и слышать не хотели об отступлении. В один голос рабы требовали вести их на битву с Крассом, а затем на Рим. Тогда Спартак решился на хитрость. Прибывшая разведка якобы доложила, что в двух днях пути находится Помпей со стотысячной армией и рабы, если пойдут навстречу Крассу, окажутся зажатыми в клещи. Это сообщение остудило боевой пыл гладиаторов, и они послушно продолжили марш к Брундизию.