Марк Красс

Левицкий Геннадий Михайлович

Красс лихорадочно соображал, что предпринять. Рука непроизвольно потянулась к мечу и вцепилась в рукоять.

— Господин, где ты?! — крикнул вошедший. Голос был испуганный, но нежный и — самое удивительное — женский.

В комнате рабов кто-то вскрикнул, застонал, что-то тяжелое брякнулось на землю. Эти звуки не добавили храбрости римлянам.

— Господин, откликнись! Мы твои новые рабыни, — вновь раздался дрожащий женский голос.

— Галл, зажги светильник! — приказал Красс.

Когда раб исполнил команду, взору обитателей

пещеры предстали две грации редкой красоты. Первая девушка была смугла, а весь ее облик выдавал темперамент: несмотря на застывший на лице страх, красавица на пару шагов опередила подругу и теперь с любопытством разглядывала римлян. Большие красивые глаза перебегали с одного мужчины на другого, буквально завораживая каждого, а взгляд манил и дарил обещания. Нескольких секунд смуглянке хватило на то, чтобы разглядеть мужчин, отделить господ от рабов, хотя они почти не отличались одеждой, и определить себе жертву. Взглянув пару раз в сторону Красса, красавица разумно оценила свои возможности и обратила взор на Сервия и Децима. Колдовской взгляд сопровождался едва заметным движением губ. Рот был несколько крупноват, однако он так дышал чувственностью и желанием, что недостаток обращался в достоинство девушки. В тонком искусстве обольщения чувствовалась школа греческих гетер.

Вторая девушка была полной противоположностью первой. Беломраморное лицо, голубые глаза, тонкий нос и маленький рот — все черты были изящны и нежны. Ее светлые волосы венчала диадема, украшенная цветными камнями. Глядя на подобное совершенство, представители противоположного пола обычно испытывают желание поклоняться ему словно божеству, а уж обладание такой красотой — это предел мечтаний.

Тонкие белые туники не скрывали прочих достоинств девушек, наоборот, подчеркивали их. С каждым движением ткань обтягивала то грудь, то бедра, очерчивая прелесть стройных фигур. Впрочем, мужчины давно раздели их взглядами и дорисовали в своем воображении все, что скрывала материя. С тех пор как зажгли светильники, они, не отрываясь, смотрели на ночных гостий. Все страхи улетучились, как дым потухшего очага. Римлян можно было понять; да и как не понять — вот уже несколько месяцев они не видели женщин.

— Кто такие? — нарушил немую сцену Красс.

— Меня зовут Елена, я родом из Греции, — поспешила представиться черноволосая. — Подругу зовут Эппия. Ее родина на севере, среди бескрайних германских лесов и болот.

— Надо же в такой глуши родиться божественному цветку! — не сдержал восхищения Сервий.

— Как вы попали в пещеру? — сурово продолжил Красс.

— Управляющий довел нас до входа в ваше жилище и приказал войти, — пояснила Елена.

— Так, значит, вас прислал Вибий Пациан, — наконец догадался Марк.

— Именно так, мой господин. Мы были рабынями Пациана, но отныне принадлежим только тебе. Можешь использовать нас, как тебе заблагорассудится: мы умеем готовить обед, стирать одежду, вести хозяйство и многое другое…

Марк Красс почувствовал на себе изучающий взгляд белокурой красавицы. Их глаза встретились, и Марк утонул в голубой бездне. Безмолвная игра закончилась поражением римлянина. Он опустил глаза, смутившись при этом, однако тут же опомнился: его, римлянина, заставила краснеть какая-то рабыня!

— Мы не нуждаемся в прислуге. У нас достаточно рабов и есть неплохой повар.

— Марк, мы не можем их прогнать! — заволновался Сервий.

— Это почему же?

— Женщины болтливы, по крайней мере одна из них, — пришел на помощь другу Децим. — Они могут выдать нас помимо своей воли.

— Хорошо, пусть остаются, — смягчился Красс. — А что свалилось с таким грохотом, когда в пещеру вошли эти грации?

— Повар упал, — пояснил Галл.

Все направились в комнату для рабов. Их кормилец лежал на спине, широко раскинув руки и выкатив глаза, не подавая признаков жизни.

— Видно, со страха умер бедняга, — предположил Децим.

— А ты, господин, говорил, что у вас хороший повар, — заметила Елена.

— Подождите прощаться с несчастным Требонием, — подал голос Сервий, — он еще дышит. Посмотрите, над животом шевелится одежда.

— Ненасытное брюхо, — проворчал Децим, — оно и после смерти не успокоится, пока в него не положат поросенка.

— Тащите воду, — приказал Красс, — попробуем оживить повара. Галл, похлопай его по щекам.

Требония обильно побрызгали водой, рабы принялись тормошить повара, помогали Галлу бить его по щекам. Их труды быстро принесли плоды: обжора застонал и начал шевелиться. Однако рассудок вернулся к нему не сразу. Требоний вдруг заорал словно безумный:

— Не бейте меня! Я только бедный раб! Я все расскажу…

— Подлый предатель! — Децим пнул ногой по толстому заду.

— Мерзавец! — добавил Сервий с другого бока.

Рабы с удовольствием принялись помогать господам.

— Отойдите от Требония, — пожалел своего повара Красс, — дайте же ему очнуться.

С приходом девушек у римлян поднялось настроение. Веселая, жизнерадостная гречанка прислуживала Дециму и Сервию днем и ночью. Зачастую она оставалась ночевать с ними на одном ложе. Елену нисколько не тяготило то обстоятельство, что приходилось ублажать сразу двоих. Утром она, бодрая и свежая, строила глазки Марку.

Эппия ни на шаг не отходила от Красса. Ее внимание было приятно римлянину, однако временами излишняя предупредительность утомляла. Иногда Красс, чтобы избавиться от общества белокурой красотки, отсылал ее на море стирать белье или выполнять другую работу. Но так случалось лишь в первое время. За несколько недель Эппия настолько хорошо узнала нового господина, что могла безошибочно угадать любое его желание, и, когда чувствовала себя лишней, добровольно покидала Марка.

Друзья Красса не могли нарадоваться Еленой.