Маркграф из Преисподней. Том 2
Шрифт:
— Надеюсь на ваше безоговорочное содействие, — я впился глазами в лицо Евгеньева, так что тому не оставалось ничего, кроме как кивнуть. — Я знал, что на вас можно рассчитывать, — подхватив хирурга под локоть, я повёл его к детектору лжи. — Не беспокойтесь, мы не собираемся вас пытать. Наши специалисты просто постараются помочь вам вспомнить то, что вы, возможно, забыли.
— Что вы имеете в виду?
Мои слова Евгеньева нисколько не успокоили. Он озирался так, словно оказался в гестапо в самый разгар войны.
— Ну, например, как вы относитесь к гипнозу?
— К гипнозу?
— Вот именно.
— Я не внушаем! — уверенно заявил хирург.
— Возможно. Но вы не будете против, если мы хотя бы попытаемся?
— Не вижу в этом смысла. Но, если нужно…
— Да, мы обязаны сделать всё, что в наших силах. Прошу, садитесь — я слегка подтолкнул хирурга к детектору.
Едва он уселся в кресло, за него взялась женщина в «балахоне». Я наблюдал за её действиями с любопытством.
— А где третий? — спросила Марго. — Метеоролог.
— У него вчера был сердечный приступ. Он в реанимации.
— Как не вовремя.
— Вряд ли нам удастся его допросить в ближайшее время.
— Ладно, разберёмся пока с этими, — Марго подозвала мужчину в халате и указала на Попкова. — Ян, приведи этого субчика в чувство. Он слегка перебрал.
Я пронаблюдал за тем, как сотрудник конторы вывел механика в соседнюю комнату и обратился к девушке:
— Ты действительно думаешь, что гипноз и эта адская машина помогут что-то узнать?
— Не знаю, Ваше Сиятельство. Иногда результаты бывают неплохие.
Я услышал, как женщина в балахоне говорит Евгеньеву:
— Сейчас мы настроим детектор под вас. Несколько вопросов носят тестовый характер. Постарайтесь расслабиться и отвечайте, не задумываясь.
Допрос длился часа три. Особенно хлопот добавил Попков. Однако оно того стоило: под гипнозом Евгеньев, который во время первой беседы бубнил, что мол, дал слово — держись, и вообще всячески выпендривался, признался, что рассказал о чертежах некоему Геннадию Михайловичу Литовскому, технику с ледокола. Они тогда выпили на радостях, что домой плывут, и хирург проболтался. А потом, видать, устыдился, и решил, что ему это померещилось. В общем, он себя убедил, что никому ничего не говорил. Однако на подсознании этот факт его биографии отпечатался, так что сначала детектор показал, что Евгеньев не уверен в ответе, а затем уже гипноз всё расставил по своим местам.
— Вроде, знакомая фамилия — Литовский, — проговорила Марго. — Где-то я её уже слышала.
— Мы с ним разговаривали, — сказал я. — Это механик из гаража автоклуба. Только он не Геннадий.
Марго кивнула оператору, и тот задал Евгеньеву ещё один вопрос. Оказалось, Егор и Геннадий Литовские — братья.
— Проверить надо обоих, — сказала Марго. — Только на кой им чертежи?
— А на кой они всем остальным? — парировал я.
— Ну, да. Тоже верно. Сейчас узнаю, где Литовские живут. Пробью по базе.
Спустя несколько минут она объявила, что братья прописаны в одной квартире.
— Если повезёт, то и живут оба там, — добавила она.
— Запиши адрес, — сказал я. — И поедем.
Вскоре мы были на месте. Квартира Литовских находилась в доме-корабле на седьмом этаже. Мы поднялись на лифте, и Марго позвонила в дверь. Через мгновение раздался голос:
— Кто там?
— Егор Михайлович? — проговорил я.
— Нет, это Гена.
— Геннадий Михайлович, мы расследуем убийство профессора Зинберга. Мы уже говорили как-то с вашим братом…
Щёлкнул замок, и дверь открылась. На пороге возник коренастый мужчина, абсолютно лысый, с короткими руками и круглым животом, обтянутым белой майкой.
— Да, Егор рассказывал, что вы приходили, — сказал он. — Что-то случилось?
— Ваш брат дома?
— Нет.
— Он живёт здесь?
— Ну, да. Конечно.
— Не подскажете, где он сейчас?
Геннадий Литовский явно растерялся.
— Не знаю, — проговорил он, наконец.
Я хотел было сказать, что не верю, но передумал и вместо этого произнёс:
— Геннадий Михайлович, нам стало известно, что Дмитрий Степанович Евгеньев, служивший хирургом на ледоколе, на котором вы плавали в Антарктику, рассказал вам о находке, сделанной профессором Зинбергом.
— Женька болтал что-то такое по пьяне, — кивнул Литовский, обрадованный, что его не стали расспрашивать о том, где брат. — Я особо не вникал.
— Что конкретно он вам сказал? Можете вспомнить?
— Да ничего особенного. Что профессор нашёл какие-то бумаги, и что это, мол, тайна. И чтобы я никому не рассказывал, конечно.
— А вы рассказывали?
— Брату сказал. Больше никому.
— Значит, нарушили слово?
— А я Зинбергу слова не давал. И за язык не тянул. Так что с меня взятки гладки, — Литовский растянул тонкие губы в улыбке, продемонстрировав жёлтые неровные зубы. — А в чём дело-то?
— Вы уверены, что никому больше не говорили о документах? — спросила Марго.
— Чтоб мне сдохнуть!
Девушка усмехнулась.
— Убедительно. А как ваш брат отреагировал, когда вы ему рассказали о чертежах?
— Егорка? Да никак. Ему-то что за дело? — Литовский выглядел искренне удивлённым. — Он, кроме своих машин, ничего не видит.
— Он не расспрашивал вас о… подробностях?
— Нет. Слушайте, вы что, под моего братана копаете, что ли? — Литовский подозрительно прищурился, отчего стал похож на большую лягушку.
— Нет, но нам нужно с ним поговорить. Так же, как сейчас с вами.
— Егора нет.
— Это вы уже говорили. Где он, Геннадий Михайлович?
— Так не знаю я!
— И это вы говорили. Только я вам не верю.