Марки королевы Виктории
Шрифт:
Кэти вспыхнула. Эта игра уже начинала ей надоедать, во что бы там ни пытался играть с ней Уайт.
– Очень жаль. Брок был бы просто счастлив воспользоваться вашим глубоким знанием личности некоего субъекта.
– Вы Сэмми Старлинга имеете в виду, да? Секретарша Брока назвала это имя, когда уведомляла меня о вашем приезде. Похоже, однако, Брок не посчитал это дело настолько важным, чтобы прислать сюда кого-нибудь постарше.
– Я…
– Вы сколько вообще служите в полиции? – перебил ее Уайт.
– Восемь лет. Три года работала в дорожной полиции, а затем переоделась
– Неужели? А ведь вы амбициозная молодая особа, не так ли?
– Можно и так сказать.
– Я имел в виду амбиции, связанные с карьерным ростом. Наверняка вы относитесь к женщинам, стремящимся пробраться наверх, воспользовавшись удобным случаем или поддержкой со стороны многочисленных поклонников из рядов полиции. При этом вы не устаете твердить о равных возможностях для полов. – Говоря все это, он не сделал ни малейшей попытки скрыть или приглушить прозвучавший в его голосе сарказм.
Кэти не знала, злиться ей или смеяться. Наконец она тихим голосом сказала:
– По-вашему, я должна знать свое место?
– Я прослужил в криминальной полиции восемнадцать лет, много и тяжело работал, набираясь опыта, и лишь после этого получил доступ к специальным операциям. О, я навидался особ вроде вас, детка. Видел, как они используют людей, чтобы добиться своей цели. Похоже, вы тоже думаете, войдя сюда легкой вальсирующей походкой, меня использовать, да?
Кэти посмотрела на него, задаваясь вопросом, что такого она сказала или сделала, чтобы вытащить все это на поверхность. Потом поднялась на ноги и твердым шагом направилась к двери.
– Задержитесь! – крикнул он ей вслед, но она дошла до двери, открыла ее и лишь после этого посмотрела на него через плечо. Он уже почти поднялся из кресла. По ее взгляду Уайт неожиданно для себя осознал, как здорово она на него разозлилась. – Сбавьте обороты, – нехотя сказал он. – Я не вас конкретно имел в виду.
– Нет, вы имели в виду именно меня, – спокойно сказала Кэти, повернулась, переступила через порог и пошла по тропинке к выходу. Она уже подходила к воротам, когда услышала у себя за спиной его голос:
– Куда это, черт возьми, вы направляетесь?
Кэти остановилась и снова посмотрела через плечо на Уайта, в этот момент стоявшего в дверях кухни с удивленным лицом. Он еще не до конца поверил в возможность ее ухода.
– Возвращаюсь на работу, мистер Уайт. Похоже, я зря теряю здесь время.
Выражение его лица изменилось.
– Постойте, сержант! Подождите… пожалуйста. – Он торопливо зашагал в ее сторону. – Да, я вел себя по отношению к вам невежливо, признаю, но вы не знаете всей подоплеки… как все тогда происходило… Да, я в обиде на Брока… но вам… но вам я все-таки помогу.
Кэти колебалась. Даже преодолев свой гнев, она не знала, есть ли смысл продолжать этот разговор.
– Подождите, прошу вас, ну пожалуйста… – Теперь он молил ее о снисхождении, и Кэти вдруг пришло в голову, что Уайт – очень одинокий человек, чьи возможности поддерживать нормальное человеческое общение оказались сведены к отрывочным разговорам в супермаркете
На этот раз Уайт предложил ей выпить чаю, каковое предложение она приняла, немало удивившись, когда он вместе с чайником и чашками выставил на стол свежий кремовый торт. Возможно, хозяин дома специально ходил за ним в магазин да и вообще спланировал это чаепитие заранее.
– Брок говорил вам, что между нами пробежала черная кошка, когда на нашем горизонте появился Сэмми Старлинг? – спросил Уайт, когда они снова расположились за столом в гостиной.
– Он не уточнял деталей вашей размолвки.
– Я не виню Брока за произошедшее, – сказал Уайт примирительным тоном. – Другое дело Сэмми Старлинг. Он был кругом виноват. Между тем Брок слишком уж полагался на его суждения. Свыше всякой меры, думалось мне тогда… Извините, возможно, вы не слишком отчетливо представляете себе, о чем я говорю…
– Деятельность Старлинга, по словам Брока, как раз изучалась отделом по борьбе с аферами и мошенничеством, когда он предъявил свидетельства, позволявшие выдвинуть обвинения в коррупции против трех офицеров этого отдела.
– Против Келлера, Стрингера и Харли. Главное, против Тома Харли. Вы слышали о случившемся с ним? Брок рассказывал вам об этом?
– Он особенно на эту тему не распространялся.
– Это меня не удивляет. – В его тоне снова появилась прежняя едкость. – Суперинтенданта Тома Харли, одного из лучших полицейских, каких я только встречал, обвинили во взяточничестве. Мы все знали, что это чушь собачья, и восхищались мужеством, с каким он переносил свалившуюся на него беду. Вернее, не беду, а бедствие, ибо даже трудно себе представить, через какие унижения и нравственные муки он прошел. Его, суперинтенданта полиции, обвинил во всех грехах подонок Старлинг.
Когда Уайт для большего эффекта сделал драматическую паузу, Кэти заметила, как у него в углу рта, под аккуратно подстриженными усами, выступило что-то белое.
– Как нам казалось, Том хорошо держал удар и в конце концов совладал бы с напастью. Человек с удивительно развитым чувством собственного достоинства, он никогда ни единым словом не давал нам понять, чего все это ему стоит. Его семья тоже ничего не знала. Но это дело непрестанно разъедало его изнутри и проело-таки в его душе преогромную дыру. Однажды он ушел пораньше с работы, проглотил две упаковки парацетамола, запил их полупинтой виски и лег в постель – умирать. Он, знаете ли, находился тогда на грани, поскольку судебный процесс складывался для него не лучшим образом. Но жена нашла его и отвезла в госпиталь, где ему сделали промывание желудка, и неделю спустя он уже чувствовал себя значительно лучше. Позже всплыли новые свидетельства по этому делу, тогда ему и вовсе расхотелось умирать. Одно плохо: таблетки разрушили его печень, а врачи ни черта не смогли сделать, чтобы ему помочь. Он умирал долго и в страшных мучениях. Агония длилась целых три месяца…