Марки королевы Виктории
Шрифт:
– Я видела ее, дорогой, – продолжала Хелен. – Вернее, ее голову.
– Что такое?
– Ее обезглавили. И ее голова валялась в пыли посреди аллеи. И я сама все это видела.
У Тоби Фицпатрика вылезли из орбит глаза, отвалилась челюсть, а кровь быстро отлила от щек, словно из него вынули затычку. Кэти вскочила с места и бросилась к нему, опасаясь, что он может лишиться чувств и упасть, но он быстро отступил к кухонной раковине, повернулся к ней и склонил над ней голову, после чего его основательно вытошнило. У Кэти сложилось впечатление, что Хелен своими отрывистыми,
Через некоторое время Тоби распрямился, перевел дух, включил воду, вымыл под краном лицо и вытерся бумажным полотенцем.
– Прошу меня извинить… прошу меня извинить…
– Бедняжка, – сказала Хелен. Она подошла к мужу и обняла его за плечи. Собаки тоже снялись с места и подбежали к супругам, норовя встать между ними. Хелен прикрикнула на них и приказала убираться.
– Это невероятно, – прошептал Тоби. Он повернул к Кэти серое лицо и вопросительно на нее посмотрел. – Неужели? Ее голова лежала?..
– Марианна в спальне наверху. Отдыхает, – сказала Хелен. – Она совершенно расклеилась. Мы будем ухаживать за ней, пока ей не станет лучше.
– Кто? Ах да… Марианна… понимаю.
– Что ж… – Хелен снова заговорила деловым голосом. – Кофе готов. Давайте сядем за стол. Есть что-нибудь еще, о чем вам бы хотелось нас расспросить, сержант?
Они прошли в гостиную и уселись за кофейный столик: Кэти с одной стороны, Фицпатрики – с другой. На столе в одной из стеклянных ваз вычурного дизайна стоял хорошо подобранный букет свежесрезанных цветов. Вазу в аналогичном стиле «Италла», как вспомнила Кэти, сотрудники подарили секретарше их отдела, когда та в начале года уходила на пенсию. Эти вазы являлись, пожалуй, самыми современными предметами обстановки в комнате. Все остальные вещи и предметы меблировки, хотя приличные и комфортабельные, насчитывали по меньшей мере пару десятков лет.
– Когда вы в последний раз видели Еву? – спросила Кэти.
– Две недели назад, – ответила Хелен. – Мы ходили к ней играть в теннис, как это было у нас заведено по уик-эндам. Я совершенно уверена, что на следующей неделе ее не видела, а в прошлое воскресенье, когда мы к ней пришли, Сэмми, открыв нам дверь, сказал, что она уехала на несколько дней в Лондон. Он добавил, что, несмотря на это, мы можем воспользоваться кортом, и мы им воспользовались.
– Вас не удивило, что она, зная о вашем приходе, не предупредила вас заранее о своем отъезде?
– О, ничуть. Уж такая она была. Стоило ей только вбить что-нибудь себе в голову, как она забывала обо всем на свете и стремилась побыстрей осуществить задуманное. Кроме того, мы с ней недостаточно были близки, чтобы обмениваться посланиями.
– Сэмми сказал вам, что она остановится в своей лондонской квартире?
– Да, он сказал, что она будет в Кэнонбери.
– Вам приходилось там бывать?
– Нет! Как я уже говорила, мы с ней не были друзьями. И я никогда не
Он кивнул и потянулся за своей чашкой кофе. Вид у него по-прежнему был потрясенный. Так и не взяв чашку, он опустил руку, повернулся к Кэти и спросил:
– Но почему? С какой стати с ней сделали такое?
– Этого мы не знаем, мистер Фицпатрик, – сказала Кэти. – Быть может, у вас есть по этому поводу какие-нибудь идеи?
– У меня? – Лицо Тоби исказилось от ужаса.
– Я хочу сказать, что вы, быть может, знаете кого-нибудь, у кого на Старлингов был зуб?
– Ага… да… я вас понимаю. Но, Господь свидетель, таких людей не знаю. Мы ведь не знаем таких, не правда ли, дорогая? – Он посмотрел на свою супругу, словно ожидая, что она придет к нему на помощь, подтвердит его слова. Хелен покачала головой.
Кэти переключила внимание на нее.
– Сэмми сказал вам, как долго она будет отсутствовать?
– Не помню. Но кажется, он что-то говорил об этом воскресенье. Вроде того, что она вернется к этому уик-энду и воскресная игра будет, как обычно, проходить с ее участием.
– Она обсуждала с вами свои поездки в Лондон? Говорила, что она там делает?
– Говорила, что ходит там по магазинам и смотрит заграничные фильмы. – Хелен пожала плечами.
– Вы ей верили?
– Ну, у нас не было причин ей не верить. Иначе говоря, она ни словом, ни намеком не давала нам понять, что ее, к примеру, ждет там приятель или какой-нибудь поклонник.
– Тем не менее подобная мысль, похоже, приходила вам в голову?
– Приходила, не скрою, но мы обсуждали такую возможность лишь для того, чтобы скоротать время и скрасить однообразие и скуку нашего здешнего существования, сержант. Ведь она была так молода и хороша собой… Но быть может, вы располагаете более детальной информацией по данному вопросу?
Кэти никак не отреагировала на эти слова и сказала:
– Значит, и прежде бывало, что она исчезала дня на три-четыре?
– Бывало.
– Она упоминала при вас имя какого-нибудь человека, с которым случайно встретилась в Лондоне или вместе ходила по магазинам?
– Нет, не упоминала. Конечно, мы пытались ее разговорить, но безуспешно. Мы с ней не настолько сблизились, чтобы она могла пускаться с нами в откровения. Кроме того, и мы сами, и наши заботы ее совершенно не интересовали. О своих же делах она нам никогда не рассказывала.
– Ваши слова обескураживают.
– Тем не менее это правда. Общение с ней требовало усилий, не так ли, дорогой?
Фицпатрик послушно кивнул.
– Вы вот сказали, что ваши заботы ее не интересовали. Следует ли из этого, что она, как и Марианна, здесь не прижилась? Что ее мучила ностальгия?
– Не думаю. Скорее это вопрос поколений. Ведь мы по возрасту годились ей в родители. Она просто не хотела перед нами раскрываться.
– Здесь живут поблизости молодые люди, с кем она могла бы говорить более свободно?
– В нашей округе почти нет молодежи.
– А с вами, мистер Фицпатрик, она разговаривала?