Марки королевы Виктории
Шрифт:
– По той лишь причине, что ваш начальник сказал, что собирается арестовать Сэмми. Естественно, Айвор так подумал.
– Естественно, говорите?
Миссис Купер встретилась с Кэти глазами и отвела взгляд.
– Послушайте, этот человек меньше, чем кто-либо, способен на насилие…
– Продолжайте…
– …при обычных обстоятельствах, – поколебавшись, добавила она.
Десаи стоял от них в десяти шагах – ждал, когда они закончат разговор. Кэти повернулась и посмотрела на него. Он подошел и сказал:
– Миссис Купер, не могли бы вы открыть свою шкатулку для драгоценностей?
– Ну теперь мне уж точно
Кэти вернулась в комнату, где обитал Сэмми, и осмотрела вещи, которые он там оставил. Среди них оказался альбомчик с цветными фотографиями, и на одной из них была запечатлена загоравшая на пляже Ева. На ней было то же самое желтое бикини, которым воспользовалась Кэти в бассейне Старлинга.
Когда они вернулись в центральный округ Лондона, над городом уже сгустились сумерки. Макларен пребывал в мрачном, сосредоточенном настроении, как бы давая своим людям понять, что начальная стадия пройдена и начинается настоящая работа. Он и Хьюитт отправились на Кобальт-сквер, но Кэти, ехавшая в другой машине, попросила высадить ее на Виктория-стрит, около нового Скотленд-Ярда, с тем чтобы поехать домой на метро со станции «Сент-Джеймс-парк». Однако, когда машины уехали, она пошла по Бродвею и добралась до здания у ворот Королевы Анны. Подойдя к крылу, где размещался отдел Брока, она заметила свет в верхнем этаже. У Кэти все еще были при себе ключи от офисов, и она решила войти, хотя почти не сомневалась, что в дверях сменили замки.
Но замки не сменили.
Оказавшись в здании, она стала подниматься по хитросплетению лестниц на тот уровень, где находился офис Брока. Основное освещение в коридоре погасили, и тусклое свечение лампочки у пожарной лестницы не помешало ей заметить полоску света под дверью офиса Брока. Кэти тихонько постучала и, не дождавшись ответа, открыла.
В помещении, кроме Дот, стоявшей у стола Брока, никого не было.
– Вы все еще здесь, Дот?
– Привет, Кэти. – Хотя Дот и плакала, когда Кэти утром ей позвонила, с того времени, похоже, она справилась с печалью и взяла себя в руки. Теперь она казалась спокойной и собранной, но особой радости при виде Кэти не выказала. – Я пытаюсь привести в порядок офис после сегодняшнего обыска. А как дела у вас? – Она вновь повернулась к груде бумаг, которые сортировала.
– У меня все отлично. А у вас усталый вид.
– Я знаю… Зачем пришли?
– Была слабая надежда найти здесь Брока.
Дот мельком глянула на нее поверх очков.
– Ну, здесь вы его не найдете.
– А где найду?
– Этого я вам сказать не могу. У вас к нему что-то срочное?
– Просто я пытаюсь понять, что происходит.
– Не удивлена. Сейчас многие пытаются сделать то же самое.
– События получили дальнейшее развитие, о чем, как мне представляется, Брок непременно должен знать.
Дот отложила бумаги и некоторое время смотрела на Кэти.
– Если он до сих пор не связался с вами, Кэти, значит, считает, что так будет лучше. Неужели непонятно?
Кэти показалось, что Дот взяла на себя роль заботливой супруги шефа, и это вызвало у нее раздражение.
– Вы поддерживаете с ним контакт, Дот? – спросила она, стараясь изо всех сил, чтобы ее голос звучал ровно.
– Не в данный момент.
– Если вам вдруг удастся
Дот задумчиво кивнула:
– Понятно.
Кэти подождала продолжения, но поскольку такового не последовало, повернулась, чтобы идти.
Тогда Дот уже более мягким голосом произнесла:
– Он всегда высоко вас ценил, Кэти. Да вы и сами об этом знаете, не так ли? В особенности за настойчивость. Говорил, в расследовании именно это качество в конечном счете играет решающую роль.
Тут Кэти неожиданно пришло в голову, что комната, возможно, прослушивается – или Дот думает, что прослушивается, потому и ведет себя так скованно.
– Он в порядке, Дот? – тихо спросила она. – В своем уме, хочу я сказать?
Дот пожала плечами, коротко ей улыбнулась и снова вернулась к своим бумагам.
Приехав домой, Кэти сунула в микроволновку замороженный ужин и, сев у окна, стала смотреть, как двенадцатью этажами ниже на темной улице один за другим зажигаются фонари. Она чуть не подпрыгнула, когда одновременно, словно пара домашних питомцев, требующих ее внимания, запищали микроволновка и мобильный телефон. Звонивший относился к тому разряду людей, вызывавших у Кэти раздражение, которые не называют свое имя, рассчитывая, что она сама их узнает. Она голоса звонившего не узнала, хотя он и показался ей знакомым.
– Здравствуйте. Это Кэти, не так ли?
– Совершенно верно.
– Как поживаете? Надеюсь, я не оторвал вас от важных дел и вы можете разговаривать?
– С кем, извините, я говорю?
Звонивший хохотнул.
– Прошу меня простить, Кэти, это Питер Уайт. Вы заходили ко мне третьего дня.
– Ох! – У Кэти упало сердце. – Извините, Питер, я вас не узнала.
– Ничего страшного. Мне следовало назваться. Некоторое время я колебался, не поздно ли вам звонить, но потом подумал, что такая девушка, как вы, вряд ли ложится рано. Я прав?
Кэти стиснула зубы и, прежде чем ответить, несколько секунд молчала, подавляя раздражение и собираясь с мыслями.
– Это зависит от обстоятельств, Питер… Чем могу служить?
– Скорее это мне надо спрашивать, не могу ли я что-нибудь для вас сделать. Я просто подумал, Кэти, что в связи с происшедшими трагическими событиями, широко освещавшимися в прессе, у вас могли возникнуть вопросы, которые вам хотелось бы мне задать. Возможно также, что вас поставили в тупик какие-то странные или необычные обстоятельства, а я мог бы помочь вам их разъяснить.
Кэти поняла, что он уже хлебнул виски, и представила, как он сидит в совершенно пустом доме в кресле перед выключенным телевизором, программы которого давно уже не представляли для него никакого интереса. Возможно, он ни с кем не разговаривал в течение нескольких дней и, отчаявшись услышать живой человеческий голос, позвонил ей. Внутренне ему посочувствовав, Кэти мысленно занялась подбором тем, которые могла бы коротко с ним обсудить, чтобы потом с чистой совестью повесить трубку. Ничего, кроме погоды, газетных репортажей и любимых им роз, воображение ей не подсказывало. Но потом ей в голову пришла спасительная мысль.