Маркиз должен жениться
Шрифт:
— Я бы о вас позаботился. Позаботился, чтобы вы имели крышу над головой. — Оливер с непонятной настойчивостью продолжал этот пустой разговор. — Когда бабушка откажется от своего сумасшедшего плана, она опять станет поддерживать деньгами моих сестёр и братьев, а весь мой доход останется мне. Нам ведь нужно не так уж и много — домик в Челси, и все. Ваше наследство останется в неприкосновенности. Во всяком случае, вы не будете привязаны к такому негодяю, как Хайатт, который, сменив адрес, даже не потрудился сообщить вам об этом письмом.
— Боюсь, он не мог, — сдавленным голосом произнесла Мария, выражая этим свои худшие опасения.
— Он вышел из лондонского порта живой и здоровый. Фредди рассказал мне, что он расплатился за жилье. Так не бывает, если человек исчез, столкнувшись с нечестной игрой.
Ох уж этот Фредди с его длинным языком! Неизвестно, что он еще выболтал, пока они шли в клуб Оливера.
— Вы не знаете Натана. Он не стал бы… Он не мог…
— Бросить вас без единого слова? Очевидно, смог. Его слова разрывали ей сердце.
— Вот что я вам скажу. — Мария собралась с духом. — Мне не нужны ни вы, ни он. Если Натан сбежал, чтобы не жениться на мне, я унаследую деньги отца и буду жить, как захочу.
— Когда унаследуете. Но до тех пор, пока Хайатт не найдется или не будет признан умершим, ваше финансовое положение будет весьма нелегким. Может пройти несколько лет, прежде чем ваше состояние к вам вернется.
— Я… я уверена, что на такой случай отец сделал соответствующие распоряжения.
— Конечно. Вроде того, что он позаботился купить вам мужа.
— Никакого мужа он мне не покупал! — гневно воскликнула Мария и тут же повторила почти шепотом: — Не покупал.
Казалось, боль в ее голосе достигла сердца Оливера.
— Даже если ваш отец сделал мудрые распоряжения и вы получите свои деньги достаточно быстро, чтобы не умереть с голоду, подумайте, какая жизнь вас ожидает? Жизнь безупречно респектабельной старой девы?
— Я могла бы выйти замуж, — запротестовала Мария.
— Но вы никогда бы не узнали, желают ли ухаживающие за вами мужчины вас или только ваши деньги.
— Это не хуже, чем когда меня желают только ради моего тела.
— Но я хочу не только ваше тело, я… — Он вдруг замолчал, испугавшись того, что собирался сказать. — Вы представить себе не можете, что такое брак без любви. У моих родителей было именно так. Из всех чувств они испытывали только обиду. Если они не ссорились, то почти не могли оставаться в одной комнате. — Он взял Марию за руку и стал осторожно снимать с нее перчатку. — И вот я вижу, как вы, словно бабочка на огонь, летите навстречу мужчине, который поставит вас, словно еще одну свою вещь, на полку и будет снимать оттуда, только если захочет вами воспользоваться. — Оливер отложил перчатки в сторону и стал поглаживать ее ладони. — Конечно, если вы его когда-нибудь увидите.
Слова Оливера больно задели Марию, потому что отвечали ее самым потаенным страхам. Она не хотела их слышать. Не хотела находиться в такой близости от Оливера. Ведь единственный мужчина, который имел на это право, — Натан. Мария не хотела этих прикосновений, потому что они будили в ней незнакомую прежде жажду.
Отняв у него свои ладони, девушка сдвинулась к окну.
— Сколько еще ехать до этой лавки? — сдавленным голосом пробормотала она.
Протянув руку, Оливер опустил шторки и придвинулся к спутнице. Мария замерла и не сопротивлялась, когда он обнял ее за талию и прижал ее спину к своему жесткому, как ствол дерева, телу.
— Вы даже не знаете, от чего отказываетесь, — прошептал он ей в ухо. — Не знаете, что значит дрожать от мужского прикосновения. А если бы знали, то не решились бы променять это на холодный комфорт респектабельного брака.
Мария прикрыла глаза, но коварные речи искушали ее, потому что были предназначены именно для искушения. Прошлая ночь лишь пробудила в ней любопытство, и сейчас, вдыхая запах его одеколона, чувствуя на щеке жар его дыхания, она жаждала продолжения.
— Позвольте мне хотя бы показать вам, чего вы лишаетесь, — настойчиво шептал он.
Не открывая глаз, Мария почувствовала, как он сдернул с себя плащ, и задрожала.
— Вы разве не помните, что я «прискорбно невинна»? — сказала она, чтобы справиться с собственной слабостью.
— Не забыл. Но вы останетесь девственницей. — И он прижался губами к ее шее, отчего мурашки побежали у нее по спине. Затем Оливер развязал ленты шляпки, отшвырнул ее на противоположное сиденье и стал целовать ее волосы. — Дорогая моя, я только хочу, чтобы вы ощутили вкус страсти, только вкус, чтобы вы поняли, как это может быть у нас с вами.
— Оливер… — запротестовала она и повернулась к нему лицом.
Он тут же воспользовался ее ошибкой и прямо в губы поцеловал дерзко, отчаянно. А она даже не смогла заставить себя сопротивляться. Жадные губы не позволяли ей вздохнуть, сердце колотилось как сумасшедшее. Пальцы Марии впились в его рубашку. Она сама не понимала, пытается ли оттолкнуть его или притянуть ближе. Да и какое это имело значение? Она была в полной его власти, и он это знал. Языком он ласкал ее язык, а пальцы нежно касались ее шеи.
Вдруг Оливер протянул руку, закрыл шторки второго окна и пересадил девушку себе на колени. Мария наконец оторвалась от его губ и прошептала:
— Оливер, не надо…
В ответ он лишь принялся покрывать поцелуями ее шею, щеки, губы.
— Позволь мне. Клянусь, я не причиню тебе вреда. Возможно, физического вреда он ей не принесет, но нравственный урон будет неизмерим. До того как она узнала о трагедии в его прошлом, Мария могла бы отвергнуть Оливера, как обычного негодяя. Но теперь в этом взрослом мужчине она видела обиженного мальчика, который стал ненавидеть мир за то, что у него отняли родителей, за то, что люди посмели сплетничать о его семье.