Маркиз Роккавердина
Шрифт:
К сожалению, эта дурная женщина и в самом деле околдовала его. Он чувствовал это, и ему было страшно. Но тетушка баронесса совсем некстати напоминала ему о ней. Как раз сейчас он, не терпящий ничьего превосходства над собой, раздраженный тем, что ему не удается избавиться, освободиться от нее, пытался вырвать ее из своего сердца. Он не любил ее больше, он ненавидел Агриппину Сольмо. Но ненависть еще больше, чем любовь, удерживала ее в его душе! Ах, если б только тетушка баронесса знала!.. Однако он не солгал, поклявшись ей: «Для меня она будто не существует больше!» Он не хотел видеть ее даже издали, он запретил
Между тем!..
Он поднялся с кресла, повторяя:
— У меня сейчас другим занята голова. Поговорим об этом в другой раз, тетушка!
Все четыре собачки спрыгнули с кресла, потягиваясь и зевая, окружили маркиза, принялись радостно вилять хвостами, лаять и прыгать вокруг, желая показать, что узнали его. Баронесса с умильной улыбкой смотрела на них.
— Даже не приласкаешь их! — упрекнула она племянника.
Ему же в этот момент было совсем не до того, чтобы ласкать этих дряхлых, облезлых животных с гноящимися глазами!
Тетушка баронесса была права… Почему он не хотел жениться? Почему упорно продолжал жить один?
И когда он вернулся домой, ему показалось, будто он вошел в пещеру.
Грация еще не зажгла лампы и вышла ему навстречу с грязным масляным светильником, которым пользовалась на кухне.
У тетушки баронессы все в доме было очень древнее, однако чувствовалась рука толковой и аккуратной хозяйки. Здесь же стоял тяжелый спертый воздух, все было в запустении и беспорядке. С того дня, как та — он больше не называл ее по имени даже в мыслях — ушла, он ни на что не обращал внимания, предоставив Грации делать то немногое, что она могла, не смея упрекать или ругать несчастную старушку из уважения, которое питал к ней как к кормилице и человеку, давно живущему в доме. Другую прислугу он не брал прежде всего потому, что не хотел огорчать бедную старушку. Слуг он не любил держать возле себя, считая их нахалами и болтунами.
Разве можно так жить? Теперь он особенно сильно ощущал, как тоскливо и противно одиночество. Скотское существование! Разве он, маркиз Роккавердина, получал какую-нибудь радость от унаследованного богатства? Его крестьяне, его управляющие жили лучше него. Вот уже больше десяти лет он жил дикарем, избегая общения с людьми, огрубел, замкнулся в своей пещере, откуда выбирался только для того, чтобы пройтись по площадке у замка или пожить в деревне, среди крестьян, которые боялись и не любили его, потому что он обращался с ними хуже, чем с рабами, никогда не находил для них доброго слова.
Ах, тетушка была права!
Почему он не хотел жениться?
Прежде она говорила с ним об этом неопределенно. Теперь же уточнила, хотя и не назвала по имени ту, которая была его тайной страстью в шестнадцать лет, когда он, робкий и нерешительный, отваживался выразить трепетавшее в глубине его души чувство взглядами или невинной шуткой, каким-нибудь жестом, может быть менее выразительным, нежели шутки, когда ему было достаточно заметить или догадаться по ее смущению, что она все поняла и восприняла с величайшей серьезностью, которой так и не изменила с годами. А он забыл ее! Он обидел ее, отдав предпочтение другой женщине, которая стала его мучением, его наказанием.
Почему же теперь он не хотел жениться?
Он и сам этого не знал!
Он сел за стол. Грация
— О чем ты думаешь, сын мой? — ласково спросила она.
Вопрос был таким неожиданным, что лицо маркиза передернулось, как будто он хотел отогнать от себя как можно дальше, запрятать в самый затаенный уголок сознания мучившие его мысли.
Она и прежде уже не раз замечала такое передергивание в подобных случаях и очень этим огорчалась.
— Мне-то ты можешь сказать, — добавила она, подходя к столу. — Ведь я же твоя мама Грация!
— Никак не могу отыскать кое-какие старые бумаги. Вот и думаю, где они могут быть, — ответил маркиз.
— Там, внизу, в мезонине [15] , лежит какая-то связка бумаг.
— Верно.
— А еще много бумаг в одном из сундуков. Я знаю, какой ключ к нему подходит.
— Завтра дашь мне его.
— Я проветрю те комнаты. Там, наверно, полно мышей. Уже несколько лет, как никто туда не заходил.
— Хорошо, мама Грация.
Ответ не успокоил ее, и, немного помолчав, она снова заговорила:
— Что тебя мучает, сын мой? Скажи мне. Буду молить за тебя господа и пресвятую деву. Я заказала мессу по святым душам чистилища, чтобы оставили тебя в покое… Послушай, если ты из-за этой… так верни ее… Я буду ей служанкой, как прежде!
15
Мезонин в Италии — полуэтаж с низким потолком и небольшими окнами, который обычно находится между первым и вторым этажами, иногда между вторым и третьим.
Маркиз поднял голову и с удивлением посмотрел на нее, напуганный необыкновенной проницательностью этого простого, бесхитростного существа.
— О мама Грация!.. Она приходила сюда? Что она сказала? Я не хочу видеть ее, мне больше нет до нее дела!.. Это она, наверное, надоумила тебя сказать мне так?
— Нет, сын мой!.. Не сердись. Это я сама, безрассудная старуха, так говорю!
Однако он рассердился от стыда за то, что его переживания перестали быть тайной для других. Выходит, он уже не умел, не мог больше скрывать свои чувства.
Заметив его помутневший от отчаяния взгляд, Грация оробела и повторила:
— Не сердись! Это я сама, безрассудная старуха, так говорю!
И она ушла, шаркая туфлями.
8
Хотя на другой день Грация сказала маркизу, что проветрила мезонин и оставила ключ в дверях, он не спустился туда искать старые бумаги, а велел запрячь мулов в коляску и уехал в Марджителло.
Кучер Титта был удивлен тем, что хозяин забился в угол крытой коляски и, против обыкновения, все время молчал. Напрасно он пытался вызвать его на разговор: