Марко Висконти
Шрифт:
Но можно ли поверить, что родители девушки согласились бы выдать ее за человека, собравшегося предпринять столь долгое и опасное путешествие в поисках сомнительного и нелегкого будущего? Однако, представьте себе, страх, который внушал им Марко, оказался сильнее. Эрмелинда решилась на этот нелегкий шаг, чтобы избавить дочь от испытаний, которым со временем могли ее подвергнуть любовь или, скорей, каприз Висконти. Кроме того, она хотела уберечь Отторино от ненависти, которую питал к нему его господин, и оградить от ревности к столь сильному и могущественному сопернику.
Что же касается графа, то он соглашался на эту тяжкую жертву, чтобы сохранить пути
Так обстояли дела в то время, когда между Лодризио и Пелагруа произошел разговор, о котором мы только что рассказали.
Было решено устроить венчание в доме графа, как только будет снята осада и прекратятся военные действия. Граф согласился на него только с условием, что брак будет заключен тайно, что новобрачные тут же уедут в Кастеллето — маленький замок на Тичино, которым, как мы уже упоминали, владел Отторино, — и что они задержатся там не дольше, чем это будет необходимо, чтобы подготовиться к поездке в Святую Землю. Лауретта и Лупо, которым предстояло их сопровождать, были рады разделить с ними их судьбу.
Время шло, и то мгновение, которого все ждали с таким трепетом — одни с невыразимым страхом, другие же с нетерпением, — все приближалось. Уже Баварец, отчаявшись чего-либо достичь затяжной осадой, предпочел пойти на переговоры с Адзоне и снял свой лагерь. Мало-помалу отряды крестьянских ополченцев, прибывшие в Милан, чтобы помочь ему в минуту опасности, стали покидать город, отправляясь по домам. Жители Лимонты также готовились к возвращению в родные горы, гордясь славой, обретенной в ночной стычке, в которой они потеряли всего четырех человек, павших от немецких клинков.
Копейщики монастыря святого Амвросия, которые по распоряжению наместника должны были оставаться в Милане, пришли пожелать доброго пути своим друзьям. Лупо спросил, где Винчигуэрра, которого не было видно среди собравшихся, и ему ответили, что он погиб в одной из вылазок в Борго возле ворот Тичино. Некоторые из его товарищей, стоявшие на башне, видели, как он был сбит с коня, но, поднявшись, продолжал отбиваться, словно лев, размахивая железной палицей. На какой-то миг он исчез в толпе врагов, навалившихся на него со всех сторон. Многие думали, что он попал в плен, но вскоре все увидели его окровавленную голову, насаженную на копье.
— Он погиб, как настоящий солдат, выполняя свой долг, — сказал Лупо. — Да упокоит господь его душу!
И после этого разговор шел только о вещах приятных.
В то утро, когда славные горцы должны были тронуться в путь, к графу под большим секретом вызвали лимонтского священника, чтобы обвенчать Отторино и Биче. Хотя Адзоне на самом деле уже примирился с церковью, в Милане продолжало еще действовать папское отлучение, снятое лишь несколько месяцев спустя. Вот почему бракосочетание прошло скромно, без обычных церемоний и торжеств, приличествующих знатности и богатству новобрачных.
Марта, мать утонувшего Арригоццо, собрав свои пожитки, пришла в это утро попрощаться с семьей графа, в доме которого ее так гостеприимно и сердечно приютили.
Эрмелинда предложила ей и ее мужу остаться в доме графа. Микеле было уже заколебался, но добрая старуха, отведя его в сторону, сказала так:
— Послушай, Микеле, проживем те немногие дни, которые нам остались, как жили всегда. Вспомни, в те неурожайные годы, когда наш бедный Арригоццо (да будет господь к нему милостив) был еще малышом, разве провидение нас когда-нибудь оставляло? Разве мы обременяли кого-нибудь? Благодарение богу, глаза мои еще видят, пальцы мне еще служат; буду вязать весь день, а если понадобится, и всю ночь — так мы забудем о времени и как-нибудь перебьемся.
Выслушав ее, муж вытер глаза и сказал:
— Ты права, Марта.
И оба они уехали вместе со своими земляками.
Бедная женщина, как мы говорили, явилась попрощаться к графу, держа в руках все свои скромные пожитки. Она низко поклонилась хозяину и поцеловала руку хозяйке дома, которая заговорила с ней самым приветливым и любезным тоном, что было особенно редко в те времена, когда разница в общественном положении проявлялась намного сильнее, чем в наши дни, и когда, казалось, и общие взгляды, и обычаи, и законы не допускали какой-либо близости между знатью и простыми людьми, словно они были существами разной породы.
Графиня тайно уже вручила священнику, хорошо знавшему щепетильность и скромность своих земляков и особенно робкий и стеснительный характер Марты, добрую пригоршню серебряных амвросиев и просила его как можно осторожнее и деликатнее передать их старушке, которая так твердо и даже не без гордости сносила свою честную бедность.
Под конец Марта подошла к Биче и хотела было поцеловать ей руку, но та ласково погладила по плечу и сказала:
— Прощай, добрая Марта! Помни обо мне, помни, что в те дни, когда я была маленькой, ты часто носила меня на руках. Молись за меня и прощай. Быстро пройдут оставшиеся мне дни, и когда ты узнаешь, что путь мой окончен, пролей слезу над бедной Биче, которая родилась и росла среди вас и надеялась, устав от жизненных мучений, уснуть под милой землей своей родины, оплакиваемая своими родными и близкими.
Пораженные и словно зачарованные неведомым духом, который, казалось, говорил устами их дочери, граф и Эрмелинда смотрели на нее, не осмеливаясь ее перебить, но когда в ее последних словах прозвучало глубокое и ясное предчувствие близкого конца, оба не смогли более сдерживаться и зарыдали.
Жена лодочника, с которой прощалась девушка, была охвачена состраданием и нежностью, когда Биче с тоской и любовью заговорила о столь дорогих ее сердцу местах. Рыдая, Марта пыталась ощупью найти руку дочери графа. Наконец ей это удалось, и она с мягкой настойчивостью притянула ее к себе, покрывая бесчисленными поцелуями.
Несколько минут царило молчание. Одна Биче не плакала: слишком сильное волнение не давало прорваться навертывавшимся на глаза слезам. Наконец, когда она немного успокоилась, ее захлестнул прилив необычайной нежности. Слегка пожав руку Марты, она вновь повторила:
— Прощай, молись за меня!
И когда та направилась к двери, Биче бросилась на шею к матери и, спрятав лицо у нее на груди, залилась горькими слезами.
Глава XXIII
Как только раздался звук рога, который был сигналом к отправлению ополченцев из Лимонты, Биче перестала плакать, вытерла глаза и лицо и вышла на балкон, а за ней последовали отец и мать. Они смотрели, как из ворот вынесли знамя с изображением аиста, как священник вышел первым, а за ним по двое пошли его земляки, направляясь к воротам Альджизио. Лодочник и его жена замыкали процессию. Марта подняла голову, чтобы попрощаться с господами, и была приятно обрадована, увидев, что Биче оправилась и вышла проводить их.