Марксизм и литература
Шрифт:
Само собой разумеется, что последняя из них, т.-е. литературно-художественная практика, приводит уже нас из области марксизма как социальной теории в область марксизма как живой социальной силы.
Марксист, как представитель этой силы, может выявить себя в литературе либо как критик, либо как творец.
Марксист-критик непременно должен обладать достаточным запасом чисто теоретического опыта, т.-е. ко всякому произведению он должен уметь подойти об'ективно, беспристрастно, отыскать его социальные корни, выяснить его место в обществе, связь его с общественными отношениями данной эпохи, главным образом, своей эпохи, ибо критика в собственном смысле в отличие от истории литературы должна быть понимаема как живая реакция на произведение нашей эпохи. Но вместе с тем, если для историка литературы марксиста допустима и даже желательна известная страстность в окончательной оценке художественного произведения или его элементов, как блага или зла для великого дела коммунизма, то такая страстная оценка, боевая оценка становится уже прямо обязанностью критика. Словом, в критике должен жить настоящий теоретик-марксист во всей строго научной об'ективности и вместе с тем настоящий темпераментный боец, каким обязан быть подлинный марксист.
Марксист, как писатель, также чрезвычайно крепкими узами связан с теоретической марксистской работой. Было бы совершенно смешно думать, что культура может помешать марксисту писать, что ему чуть ли не вредно разбираться в вопросах истории литературы, в вопросах теории литературы, в вопросах литературной техники; наоборот, все это может быть ему только на пользу, и покачивание головой по части слишком большой образованности того или другого писателя совершенно совпадает с упреком, который Бакунин сделал Марксу: «Он портит рабочих, перегружая их теорией». За всем тем вся эта марксистская эрудиция может быть полезной марксисту-писателю только в том случае, если он настоящий художник. Никакие теоретические ухищрения и никакое богатство теоретического багажа не может ни в малой мере заменить подлинного таланта.
Что же такое художественно-литературный талант? Конечно, это есть одна из граней вообще художественного таланта. Художественный талант, если он цельный, полный, сводится к таким трем существенным моментам: остроте, наблюдательности, чуткости восприятий, богатой, по преимуществу эмоциональной, переработке воспринятого, т.-е. чувственной многосодержательности, наконец, способности с максимальной убедительностью, ясностью и силой передать это свое содержание (форма). Бывают искалеченные дарования. Дарование, лишенное остроты восприятия и чуткости, может быть довольно сильным, но оно всегда будет несколько туманным, склонным к абстракции и фантастике. Это не мешает тому, что из числа таких художников выделяются иногда очень крупные фигуры. С выпадением среднего момента мы имеем поверхностно импрессионистских художников, которые, однако, могут дать тем не менее чрезвычайно ценные отражения действительности, мало прибавляя к ним своего собственного творчества, за вычетом чисто формального. С выпадением обоих первых моментов мы получаем чисто виртуозную, мало ценную художественную фигуру. С отпадением третьего момента мы имеем тип Рафаэля без рук, человека, который очень многое переживает, который внутренно для себя и в самые удачные часы для небольшого кружка близких может казаться чуть ли не гением, но который нем социально.
Чем же будет отличаться марксистский талант, коммунистический литературный талант от всякого другого? Очевидно тем, что острота восприятия его и чуткость окрашены специфически. Он особенно остро воспринимает то, что имеет прямое отношение к борьбе вчерашнего и завтрашнего. Он особенно чутко реагирует на все, что непосредственно или косвенно относится к мировой оси, центральному общественному явлению – борьбе труда и капитала. Внутренняя переработка этого материала у художника-марксиста происходит также под влиянием основного центра его мышления и его чувствования, т.-е. настоящий большой художник-марксист, очевидно, должен носить в себе огромный запас практического идеализма, огромный запас озлобления и омерзения к отрицательным сторонам действительности, огромный запас боевого пыла и т. п. Наконец, и в третьем члене полноты художественной даровитости у марксиста будет определенный уклон. Это будет уклон в сторону максимальной ясности и монументальности. Такой марксист будет заинтересован, прежде всего, в том, чтобы найти широкую народную аудиторию, тогда задачи монументальности ясного выражения своих переживаний будут у него всегда доминировать над всеми остальными.
Лучше всего, разумеется, если такое дарование имеем мы от природы, если марксистский уклон нам дан нашим пролетарским происхождением или революционной практикой лучших годов жизни. Однако не нужно думать, что нельзя по-марксистски воспитывать дарование. Это вполне можно, и поэтому марксист-писатель может очень многое почерпнуть из марксистской теории литературы во всех ее вышеуказанных частях. Само собой разумеется, проблемы, развертывающиеся перед тобою, когда ты пишешь эти слова «марксизм и литература», так многообразны и широки, что исчерпать их можно в довольно большой книге и, как во всех других моих статьях, в данном случае я преследую цель только наметить для себя и других основные вехи этого вопроса. О таком отношении со стороны читателя к этой моей статье я его и прошу.