Маркус Вольф
Шрифт:
Разговор для восточных немцев был неприятным. Позднее глава советского правительства Георгий Максимилианович Маленков рассказывал:
— Мы все пришли к заключению, что в результате неправильной политики в ГДР сделано много ошибок, среди немецкого населения имеет место огромное недовольство. Население из Восточной Германии бежит в Западную Германию. Мы обязаны признать, что без советских войск существующий режим в ГДР непрочен. А вот Берия предлагал не поправить курс на форсированное строительство социализма, а отказаться от всякого курса на социализм в ГДР и держать курс
Маленкову вторил первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев:
— Берия говорил: «Надо создать нейтральную демократическую Германию». Но разве может быть нейтральной и демократической буржуазная Германия? Берия говорил: «Мы договор заключим». А чего стоит этот договор? Если договор не подкреплен силой, то он ничего не стоит, над нами будут смеяться, будут считать наивными. А Берия не наивный, не глупый, не дурак. Он вел себя не как коммунист, а как провокатор, может быть, он получал задания резидентов иностранных разведок…
Принято считать, что Берия хотел ликвидировать Германскую Демократическую Республику. Цитируют его слова:
— Незачем заниматься строительством социализма в ГДР, необходимо, чтобы Западная и Восточная Германия объединились в буржуазное миролюбивое государство.
А в заметках председателя Совета министров ГДР Отто Гротеволя его слова звучат иначе: «Берия говорит: мы все виноваты, никто никого не обвиняет, но восточные немцы должны всё быстро исправить».
Лаврентий Павлович всего лишь пытался продолжить двойственную сталинскую линию в германском вопросе. Москва хотела влиять на всю Германию, но при этом не утратить контроля над ГДР. Первая задача Сталину казалась стратегически важнее.
Новое советское руководство потребовало от руководителей Восточной Германии сменить курс. Приостановить ускоренное строительство социализма в ГДР. Развивать не тяжелую промышленность, а легкую. Прекратить яростную борьбу с церковью. Не давить на крестьян, ремесленников и среднее сословие.
— Если мы сейчас не поправим положения, — беспокоился Маленков, — то наступит катастрофа. Нужно действовать быстро.
Со своей стороны Москва обещала ослабить давление бремени репараций, увеличить поставки продовольствия и сырья.
Берия вручил немцам документ «О мерах по оздоровлению положения в Германской Демократической Республике». Рекомендовалось, в частности, наладить отношения с ФРГ, что привело бы к созданию объединенной, демократической и нейтральной Германии. Тогда Германия не стала бы членом НАТО. Но лозунг объединения Германии не устраивал руководителей СЕПГ.
Вернувшись в Берлин, делегация под впечатлением от услышанного доложила своему политбюро, что в Москве грядут большие перемены.
— Курс изменится не только в отношении ГДР, — предупредил Фред Эльснер. — Товарищу Ульбрихту трудно примириться с новой линией, но он подтянется.
Москву смущал диктаторский стиль Ульбрихта. Верховный комиссар Семенов по-дружески рекомендовал ему отменить пышные мероприятия, намеченные по случаю его шестидесятилетия.
Секретарь ЦК Суслов специально навестил президента ГДР Вильгельма Пика, лечившегося в Москве. Хотя Пик угасал
— Нам следует поступать так, как предлагают советские товарищи.
По указанию Москвы вожди ГДР признали некоторые ошибки. Маркус Вольф внимательно прочитал перечень наскоро принятых решений. Крестьянам, которые, спасаясь от коллективизации, ушли на Запад, предлагали вернуться и получить назад свою собственность. Те, кого по политическим мотивам лишили продовольственных карточек, могли вновь их получать. Обещали снизить стоимость проезда на трамвае, отменили повышение цен на джем, искусственный мед, кондитерские изделия. Школьники, исключенные из школы по причине чуждого социального происхождения, получали право вернуться за парты.
Но эти меры население не успокоили. Восточные немцы чувствовали, что власть в смятении, и шептались: «Раз наши руководители признали свои ошибки, почему же они просто не уйдут в отставку?» Но эти люди в отставку подавать не собирались.
В мае 1953 года на пленуме ЦК партии, созванном по случаю 135-летия со дня рождения Карла Маркса, Вальтер Ульбрихт патетически призвал к борьбе против классового врага и предложил на 10 процентов поднять нормы выработки. В результате зарплата рабочих упала. Это стало последней каплей.
МЯТЕЖ В СТОЛИЦЕ
Начальник внешней разведки ГДР Маркус Вольф в конце мая 1953 года ушел в очередной отпуск. Устроился с семьей на балтийском побережье, купался и радовался жизни. А в Берлине начались события, которые потрясли основы ГДР.
Тридцать первого мая 1953 года рабочие завода «Заксенверке» в Нидерзедлице устроили двухчасовую забастовку в знак протеста против увеличения норм выработки на десять процентов. Дирекция пошла на попятный. 3 июня забастовщики на заводе в Эйслебене, близ Халле, тоже принудили дирекцию завода отказаться от намерения увеличить нормы выработки на 12 процентов. 10 июня две тысячи рабочих-металлистов на окраине Восточного Берлина организовали забастовку и добились отмены увеличенных норм выработки.
Вдохновленный беседами в Москве, Фред Эльснер 9 июня выступил на заседании политбюро с большой речью:
— Два года я молчал, сегодня я намерен высказать всё, что думал.
Он прямо назвал причины кризиса в ГДР: диктатура генерального секретаря Ульбрихта, насаждение угодливости и страха в партии. И Ульбрихт и присутствовавший на заседании политбюро Владимир Семенович Семенов были ошеломлены.
Москва и Берлин обменялись послами сразу же после провозглашения ГДР, но подлинной властью обладал советский верховный комиссар. Чтобы избежать двоевластия, Семенову дали еще и должность посла. Он с изумлением следил за дискуссией и лихорадочно записывал, кто что говорил, хотя ему сразу после расшифровки присылались протоколы всех заседаний. Завершая заседание политбюро, Семенов сказал, обращаясь к генеральному секретарю: