Мародер без диплома
Шрифт:
— Я еще на пароме вам говорил, что это Катерина Бенкендорф, а никакая не Кира, — сказал Бюрократ. — Кстати, когда вы говорите, иссяк поток выселенцев?
— Может с год... Или около того, — Гиена посмотрел на бесполезный теперь стержень и забросил его за трубу. — На самом деле, под Кирой было неплохо. Она в основном-то в наши дела не совалась. Пока выселенцев было много, было как-то не жалко отдавать ей тех, на которых ее детектор указал. А вот потом стало хреново. Мало того, что поезд раз в неделю и реже стал приходить, так еще и людей там было... В вашей, кстати, партии еще ничего так себе. В прошлые две недели вообще было
— Но-но, не трогать Шпака! — Натаха подняла разгоревшийся светильник на уровень лица. — Он еще нам за мамонтов денег должен!
— Кстати об этом, — Гиена нахмурился. — Я не стал при той мадаме спрашивать, все так уверенно себя вели, грех было картину портить... А мы как собираемся этих чудищ вообще перемещать? Это же... Дряньство, да я чуть не обосрался, когда эти волосатые горы увидел!
— Прошу прощения, — Бюрократ сделал виноватый вид. — Чтобы заполучить эту сделку, пришлось немного приврать о наших возможностях...
— Все правильно ты сделал, Бюрократ, — Натаха хлопнула его по плечу. — А план у нас есть. Надо только из подземелья этого выбраться.
— Ну... допустим... — Гиена почесал бороду. — Жрать уже охота, как не бывает! И спать еще. Что-то мы дофига засиделись, топать надо дальше. По моим прикидкам, если этот туннель по прямой били, то еще не меньше часа до Бердского надо топать. И там еще выход искать.
— Да-да, сейчас пойдем, — сказал я и встал. — Давайте я еще раз на всякий случай уточню. Вот эта вот фигня с «накатываниями», «выплеском», «выбросом» и прочими проявлениями магии... Я правильно понял, что это сейчас какая-то неуправляемая штука? И в любой момент случиться что-то похуже?
— Все так, Богдан, — Бюрократ вздохнул и тоже поднялся на ноги. — Управлению силой и контролю ее учат в специальных учебных заведениях. Так что в Томский университет вам надо попасть как можно скорее.
— Так вроде и так стремлюсь изо всех сил, — я вздохнул.
Мы потопали дальше. Исписанную неизвестно кем тетрадь я тоже прихватил с собой. Просто из любопытства. Явно же, старая вещица, исторический источник. А я ведь практически историк, хоть и несостоявшийся.
— Кстати, я еще что хотел спросить! — сказал я, чтобы как-то отвлечь себя от мыслей о том, моим любимым кроссовкам приходит полный и окончательный крантец от долгого шагания по гравию. — Если я правильно понял, то никакого государства в Сибири сейчас нет, верно? Ну, там, флага, гимна, столицы, управляющего органа, правителей, послов и прочего?
— Ну... да... — сказал Гиена и посмотрел на меня... странно. Ах да, он же не знает, что я из другой реальности приехал. Это я только Бюрократу с Натахой рассказал.
— А как же деньги? — спросил я. — Соболя же по всей Сибири принимаются или это только новониколаевские деньги.
— По всей, — сказал Гиена. — Я вроде слышал, что Унгерн пытался у себя свои деньги печатать, но потом бросил это дело.
— А соболя кто печатает? — спросил я. Лицо Бюрократа тоже стало заинтересованным,
— Да я как-то не задумывался... — пробормотал Гиена. — Холера, может ты знаешь?
— Вроде это давно уже так, — сказала Натаха. — У нас на чердаке хранились пачки других каких-то денег. Я в детстве их нашла, спросила мать, что это такое. А она сказала, что приданое мое несостоявшееся. А сейчас могу их хоть в костре спалить, все одно теперь это просто резаная бумага. Это были не рубли и не соболя. Рубли я видела. Богдан, а какая разница, откуда берутся эти деньги? Ну, взялись откуда-то. В кабаках их принимают, лошадь или машину за них купить можно, да и ладно.
— Просто любопытно стало, — я пожал плечами. Почему-то мне этот вопрос казался важным, Бюрократу — тоже, хотя он не стал лезть и выспрашивать подробности. А вот Натаха и Гиена, стопроцентно местные обитатели, вообще не проявили даже тени интереса. Ну есть, и есть. Так сложилось. А почему сложилось — хрен его знает.
— Тихо! — сказал Гиена, остановился и поднял вверх руку. Мы замерли. Впереди раздавался явственный плеск воды.
— Похоже, уже недалеко... — сказала Натаха. — Интересно, там еще одна дверь?
Мы ускорились. Особенно я, если честно. Долгая подземная прогулка — это такое себе. И кроссовки жалко, опять же.
Шахта привела нас в большой овальный зал. Рельсы здесь замыкались в кольцо, с дальней стороны явно были обломки какого-то подъемного механизма. Только все давно проржавело, обрывки тросов болтались, платформа валялась косо, упираясь перилами в обвалившуюся стену шахты. На рельсах стояла еще одна вагонетка.
«Если бы мы не поленились поставить ту, первую вагонетку, то можно было бы спокойно катиться на ней», — устало подумал я.
— Пропусти-ка, — Гиена отодвинул меня плечом и направился к дальней стене. Прямо к сломанному подъемнику. — Давай я пойду первым, кто его знает, кто там наверху, а моя рожа всяко выглядит авторитетнее всех ваших.
И тут я тоже заметил. Вплотную с механизмом подъемника в стену были вбиты металлические скобы. Лестница наверх.
— Ты потише, там же ночь еще должна быть, — сказал я. — Вроде мы не так уж долго блуждали под землей.
Но Гиена, кажется, меня не услышал. Или просто не обратил внимания. Ловко взобрался по скобам и исчез в темноте. Судя по всему, шахта была не такая уж и высокая. Потому что довольно скоро раздался треск дерева, сдавленные ругательства Гиены, потом снова треск. А потом вниз упали какие-то обломки досок и пробились сероватые лучи света. Неужели уже утро?
Некоторое время было тихо. Честно говоря, ждать было невыносимо. Я стоял как на иголках. Страшно хотелось плюнуть и забраться следом за Гиеной. С другой стороны, а чего я вообще жду-то? Мы же вроде ни о чем не договаривались, и уж кто-кто, а Гиена мне точно не начальник. Я как раз шагнул вперед, когда сверху раздался голос Гиены:
— Залезайте, все чисто!
Кажется, я прямо-таки взлетел по этим ржавым ступенькам. Картина наверху была идиллической — у деревянного столба сидел какой-то мужик самого селянского вида с заплывшей рожей запойного алкоголика, а Гиена стоял рядом, направив в его сторону ствол дробовика. Дробовик он держал одной рукой, а в другой была краюха серого хлеба, которую он с жадным аппетитом пожирал.