Мародер
Шрифт:
М-да, лучше не представлять себя на месте гориллы. Homo sapiens, как ни претенциозно наименование, все-таки звучит гордо.
Я почувствовал жжение в ладонях, посмотрел и увидел, что они покраснели. Как ни тщательно вытирал я руки о рубашку таймстебля, но что-то все-таки осталось. Ядовитая у постантов слизь, что ли?
– Сиди и не рыпайся, – приказал Воронцову и направился в ванную комнату.
Мыл я руки долго и тщательно, израсходовав пол-флакона жидкого мыла. Жечь ладони перестало, но краснота не проходила. Тогда я обработал ладони витаколлагеном, подождал пять минут, снова вымыл руки с мылом и тщательно вытер. Краснота
Когда я вернулся в гостиную, Воронцов неподвижно, будто привязанный, продолжал сидеть на стуле в неудобной позе, с тоской в глазах наблюдая, как Сатана, изображая из себя игривого кота, разбирается на диване с нуль-таймером. Глубокие борозды от когтей и зубов на корпусе нуль-таймера говорили о том, что прибору уже никогда не суждено быть использованным по прямому назначению.
– Хороший котик, – похвалил я Сатану и перевел взгляд на таймстебля. – Не находите?
Воронцов этого не находил, но благоразумно промолчал.
– Что вы сидите, как куль с дерьмом? – сказал я, усаживаясь напротив. – Расслабьтесь. Ваша смерть пока откладывается. На неопределенное время.
Воронцов пошевелился на стуле, сел прямо, с натугой сглотнул и спросил сиплым голосом:
– Чего вы хотите?
– Чего хочу? А вы не поняли? Повторяю: гарантий своей безопасности.
Воронцов покивал.
– В каком виде?
Я открыл рот, да так и застыл. Нет, не прав я был, когда отказывал постантам в уме. Никаких гарантий, кроме словесных обещаний, я получить не мог. А словам верить не привык. Я сам себе не верил, что тогда говорить о других? Ночью давал себе клятвенное обещание порвать со Златой, а что вышло на поверку?
При воспоминании о Злате неприятно заныло сердце. Похоже, так и получится, как я зарекался ночью, только помимо моей воли. На душе стало пусто и тоскливо, и уже больше ничего в жизни не хотелось. Будь что будет…
– По-онятно, – мрачно протянул я. – Что вы можете предложить?
– Только то, что обещал, – сказал Воронцов. Он оправился от страха, но вел себя корректно и впервые разговаривал со мной без ехидства и ноток превосходства. Как равный с равным. – Отсрочку приговора на неопределенное время.
Я отрицательно покачал головой.
Воронцов вздохнул.
– Обещаю поговорить с руководством, чтобы с вас сняли обвинение и после выполнения миссии оставили в покое. Однако не уверен, что руководство на это пойдет. К сожалению, это все, что могу обещать.
Говорил он спокойно, уверенно, не юлил, златых гор не сулил, и я впервые почувствовал к таймстеблю нечто вроде уважения. Хотя какое может быть уважение к жабе?
Я подумал. Хорошо подумал, но ничего путного в голову не пришло. Сейчас служба стабилизации может обещать все, что угодно, а после выполнения миссии поступить со мной как заблагорассудится. Пиллиджером больше, пиллиджером меньше…
– Для начала вы вернете мне пятьдесят тысяч, – сказал я. Не столько было жалко своих денег, как лишний раз хотелось проверить искренность Воронцова.
– Хорошо, – согласился он. – Но попозже. Сейчас при мне таких денег нет.
Он скосил глаза на кейс, и только тогда я сообразил, что не мешало бы проверить содержимое кейса, пока таймстебль лежал на полу без сознания. Или прикидывался, что был без сознания. Все мы сильны задним умом.
– Ладно, –
– Вот и договорились, – облегченно перевел дух Воронцов. Он поставил кейс на колени, открыл и бросил на стол черный запечатанный конверт.
Я взял конверт, хотел открыть, но Воронцов меня остановил.
– Пока не вскрывайте! У вас память хорошая?
– До сих пор не жаловался, – пожал я плечами. Обладал я навыками включать краткосрочную фотографическую память, и по лицу таймстебля понял, что ему это известно. Тогда зачем спрашивал?
– Вскроете конверт и прочтете задание, когда уйду, – продолжил он. – Имейте в виду, что упаковка герметичная и через пять минут листы самопроизвольно деструктурируются в пыль. Поскольку вы будете действовать в переломной точке пространственно-временного континуума, прошу запомнить все предписанные вам действия и ни на йоту не отклоняться от них. Надеюсь, объяснять, чем отступление от сценария задания грозит не только вам, но и реальности, мне не нужно?
Я кивнул.
– Вот ваш джамп, – сказал таймстебль, достал из кейса джамп и послал его по столешнице в мою сторону.
Я подхватил его, посмотрел. Это действительно был мой джамп, точнее, тот, который «подарил» мне Воронцов вместо разбитого. Интересно, а каким образом он очутился в его кейсе, если вчера был в моем кармане? Я с недоумением посмотрел на Воронцова, и он впервые, после того как пришел в себя, позволил себе улыбнуться.
– Зная вашу непредсказуемость… – Воронцов повел головой, потрогал горло, кашлянул. – Джамп перепрограммирован по строго заданной схеме. Сейчас он работает исключительно как мобильный телефон. Скачки будут совершаться по заданной программе независимо от вас: за минуту до прыжка замигает кнопка «ОК» и тогда вы будете иметь две возможности: либо нажать на кнопку и прыгнуть немедленно, либо через минуту вы прыгнете автоматически. Никакие другие прыжки невозможны. Блокировка с джампа будет снята, когда вы вернетесь с задания. Вам понятно?
Я снова кивнул. Похоже, мне уготована роль марионетки. Пойди туда, сделай это и – ни шага в сторону. Что ж, если это записано в скрижалях истории… то куда деваться?
– Кстати, будьте с джампом поаккуратнее, не намочите: он боится морской воды, – словно бы мимоходом заметил Воронцов, но при этом сделал многозначительную паузу, и я поневоле в очередной раз кивнул.
– Ваш билет на чартерный рейс. – Воронцов извлек из кейса билет и передал мне. – Вылет… – Он посмотрел на настенные часы. – Вылет через пять часов.
– А обратный? – спросил я, не притрагиваясь к билету. Не нравился мне полет в один конец.
– Обратный получите, когда выполните задание и отдадите папку с документами.
Не верил я Воронцову ни на йоту, но выбора не было. Взял билет, изучил его, и брови сами собой полезли на лоб.
– Вылет по местному времени? – безмерно удивился я и недоверчиво уставился на таймстебля.
– Да. – Ни тени улыбки не проступило на лице Воронцова. Он смотрел на меня пристальным, колючим взглядом, не терпящим возражений. – Поскольку вам предстоит акция в переломной точке пространственно-временного континуума, то прыжков будет всего два. Оба на острове: туда, а затем обратно. Локализация пространственной точки прыжка позволит минимизировать возмущения пространственно-временного континуума до пределов, которые невозможно зафиксировать.