Марсельцы
Шрифт:
Последовать примеру хитрых насекомых — эта мысль показалась мне чудесной! Недолго думая, я привел ее в исполнение: упал на землю и замер.
Но мучитель в белом балахоне и не подумал отпустить меня. Он изо всей силы толкнул меня ногой в бок, крича:
— А, ты не хочешь больше идти!
Я не издал ни звука. Сюрто повернул меня раз, другой: я не пошевельнулся.
Скрежеща зубами от бешенства, он ударил меня кулаком в лицо с такой силой, что челюсть хрустнула. Я молча выдержал и эту пытку.
Однако, великан не выпускал моей руки. Можно
— Я тебя принесу живым или мертвым, — пробормотал он сквозь зубы.
Но тащить меня на плечах тоже оказалось неудобным: длинный белый балахон с широкими рукавами и капюшоном стеснял Сюрто. Он остановился и попробовал одной рукой развязать завязки у капюшона. Это ему не удалось. Обманутый моей неподвижностью, он положил меня на землю и стал снимать стеснительное одеяние. Это был подходящий момент для бегства. Одним прыжком я вскочил на ноги, перешагнул через придорожную канаву и помчался по полю.
— Проклятье! Ах ты, маленький негодяй! Я сейчас словлю тебя! — завопил Сюрто, пускаясь в погоню за мной.
Но я уже успел намного опередить его. Я несся по чистому полю, как стрела, выпущенная из лука. Голос Сюрто доносился все глуше и глуше. Он, кажется, звал собак из замка. Но меня это уже не страшило — вот уже первые дома Мальмора! Я был спасен!
Было далеко за полночь, когда я вернулся в деревню. Однако, во всех окнах горел свет. Улицы были полны людей: убийство четырех поселян вызвало всеобщее возмущение. Проходя по улице Басс, я слышал вопли жен несчастных убитых и ропот народа, собравшегося у дверей больницы.
Еще не оправившись от пережитого испуга, я не посмел замешаться в толпу и направился прямо к церковному дому.
При первом же ударе молотка Жанетон — она, очевидно, еще не ложилась — подошла к дверям.
— Кто там?
— Это я, Паскале.
— Как! — вскричала старуха, открывая дверь. — Это ты? Значит, убийца отпустил тебя?
— Я убежал от него возле замка Гарди.
— Что он от тебя хотел?
— Он хотел убить меня!
— Ах, негодяй! Знаешь ли ты, кто это был?
— Да, я знаю, это был Сюрто.
— Телохранитель господина маркиза?
— Он самый.
— Не может быть! Молчи! Не смей этого говорить! Ступай скорее спать. Ты ужинал?
— Да.
— Отлично, постарайся поскорее уснуть. Господин кюре в больнице, с женами этих несчастных. Когда он вернется, он разбудит тебя, если найдет нужным.
С этими словами Жанетон отперла дверь комнаты, где я провел прошлую ночь, впустила меня туда и повернула за мной ключ в замке.
Ощупью, в темноте, я нашел кровать и, раздевшись, лег. Я долго не мог уснуть. Перед моими глазами неотступно стояла высокая фигура в белом балахоне. Поминутно я вскакивал с постели, обливаясь холодным потом, — мне казалось, что белое привидение стоит в ногах кровати. Если усталость превозмогала страх и я погружался в дремоту, то тотчас же с криком просыпался: мне снилось, что убийца навалился на меня и душит окровавленной рукой мое горло или хватает меня за ногу и тащит с постели… Вот он выхватил из рукава длинный нож, он хочет проткнуть меня насквозь, как тех несчастных, в больнице…
Внезапно с громким скрипом растворилась дверь комнаты, и луч света из фонаря на мгновенье ослепил меня.
— Кто там? — в ужасе вскричал я.
Это был кюре.
— Не бойся, Паскале! — сказал он. — Это я. Вставай, скоро день. Тебе надо уходить. Ничего не бойся, я не дам тебя в обиду!
— Я не хочу идти в больницу! — захныкал я. — Там убийцы… Я боюсь их!
— Ты не вернешься в больницу. Подымайся же скорее: надо, чтобы ты успел скрыться до наступления дня!
Не возражая более, я быстро оделся. Но где же моя треугольная шляпа?
— Ты ищешь свою шляпу? Вот она, ты оставил ее в больнице.
И кюре отвел меня на кухню, где Жанетон уже разводила огонь. Старуха суетилась, бегала по комнате взад и вперед, поминутно вздыхая.
— Господи, что еще нам суждено пережить! — шептала она.
Она сложила в маленький мешочек из голубого полотна хлебец, две горсти сушеных винных ягод, горсть миндаля, несколько яблок и фляжку вина. Когда все было готово, господин Рандуле притянул меня к себе.
— Дитя мое, — сказал он, — мы переживаем тяжелые времена… Люди ополчились друг на друга, они грызутся между собой, словно волки, земля красна от пролитой крови. Нет более ни родных, ни соседей, ни друзей, каждый готов убить каждого. Тебя, дитя мое, тоже ищут, чтобы погубить. Но ты храбрый мальчик. Послушайся меня, отправляйся в Авиньон. Авиньон далеко, тебя не станут искать там. Возьми этот мешочек с провизией и фляжку с вином. Здесь достаточно еды на два дня. Вот тебе еще письмо к канонику [3] Жоссерану, спрячь его хорошенько. Когда ты придешь в Авиньон, иди прямо к канонику, мое письмо все объяснит ему. Он устроит тебя на работу, и ты сможешь добывать себе на пропитание.
3
Каноник — духовное лицо.
Тронутый до слез, я мог только отвечать:
— Благодарю вас, господин Рандуле. Но…
— Что ты хочешь сказать?
— Но мать моя… Кто позаботится о ней?
— Не беспокойся об этом. Твоя мать и твой отец ни в чем не будут нуждаться.
С этими словами добрый кюре сунул мне в руки мешочек с провизией и фляжку с вином.
— Пойдем, — сказал он, — я выведу тебя на дорогу.
И он первым спустился по неосвещенной лестнице.
На улице было темно, и звезды еще не успели погаснуть. Кругом не было ни души. Вчерашние волнения улеглись, и деревня крепко спала. Тишину ночи нарушал только несмолкающий ропот водяных струй в бассейне и на площади.