Марш Турецкого
Шрифт:
Она посмотрела на него такими глазами, что Елизавета, заметь она ее взгляд, точно получила бы все основания для самой черной ревности…
– Да, произнесла наконец Ирина, видала я артистов…
Они пили кофе, курили, потягивали коньячок. Незаметно вернулись к американской теме. Ирина вспомнила несколько забавных эпизодов из своей "штатовской" биографии. Причем рассказывала с таким подтекстом, что Турецкий без всяких дополнительных объяснений понимал: это происходило с девушкой не по ее воле. Был тот, кто диктовал те или иные ее поступки. Поэтому
Провожать гостью отправились все вместе. На лестнице, как женщины могли убедиться, действительно никого не было. Вышли во двор.
Из машины тотчас же выскочил охранник.
– Все в порядке, Юрий Юрьевич! весело крикнула Ирина. Сейчас вот простимся и поедем.
Подошли к машине. Турецкий дружелюбно протянул ладонь:
– Турецкий.
Охранник помедлил и пожал, но не назвался. Рука у него была крепкой. Он покрутил головой испросил:
– А где ж ваша охрана? Сыскари-то куда подевались? Все тут были… Он, похоже, несколько растерялся.
– Они дома спят давно, смеясь, ответила Ирина.
Охранник помолчал, оценивая ситуацию, и вдруг кинул:
– Ну ты даешь, Турецкий!
– Я ему уже это говорила, подтвердила Ирина. Все, прощаемся.
Они стали целоваться с Елизаветой. А Турецкий заметил:
– Возвращаем, Юрий Юрьевич, в лучшем виде. В целости и сохранности. В трезвом уме и твердой памяти. Счастливый человек! Такую женщину охраняете!
– А вам что мешает? воскликнула Ирина.
– Что? Да будь я помоложе, бросил бы все и пошел в охрану! Ну, рад был знакомству! Если Бог даст да еще повезет, встретимся, а?…
Машина уехала. Лиза прижалась к Турецкому, плечи ее дрожали, будто от озноба.
– Тебе холодно?
– Нет. Просто трясет отчего-то…
– Устала? Напряжение, я понимаю.
– Да ни черта ты не понимаешь!… Она спрашивала.
– Прекрасно. Надеюсь, ты оказалась на высоте?
– Не уверена.
– Почему?
– Потому что… ты так вызывающе вел себя! Как ты мог оказывать ей такие знаки внимания?! И при мне! На глазах!…
– Сбавь эмоции, улыбнулся Турецкий и сжал ее плечи. Так в чем дело?
– Она стала спрашивать. Все, как ты говорил. Я отвечала. Но потом… когда она спросила… про тебя, я не могла сдержать себя и неожиданно призналась ей в нашей близости… Я понимаю… Она понурила голову.
Турецкий помолчал, потом взял ее лицо в обе ладони, приподнял и сказал в самые губы:
– Клянусь тебе всем святым, я не мог просить тебя о таком одолжении. А теперь я окончательно успокоился.
– Ты не сердишься? изумилась она.
– Напротив! Ничего лучше сказать ты не могла. Они теперь все про меня знают. И от тебя отстанут. А что можно требовать от людей, которых интересует лишь одно?
–
А Турецкий расхохотался:
– Так, вспомнил одну глупость! Идем домой…
Поднимаясь по лестнице, она вдруг остановилась и с тревогой посмотрела на него:
– А ты не боишься?
– Чего?
– За тетрадки, шепнула она ему на ухо.
– А где ты их видела?
– Ну как же…
– Может быть, ты имеешь в виду то, что находится в сейфе у одного нашего общего знакомого? Он тоже сказал это ей на ухо, по-шпионски оглядываясь и делая страшные глаза.
– Ах ты обманщик! почти взвизгнула она и влепила ему… поцелуй. Значит, сегодня ты уже полностью свободен?
– Нет.
– Почему?!
– Мой поезд в час с чем-то. Через пятнадцать минут сюда подъедет Гоголев.
Она почувствовала, как у нее в буквальном смысле остановилось сердце. То есть вообще перестало биться. И эта тишина показалась ей ужасной.
– Я тебе все объясню, и ты поймешь, что другого выхода пока нет. И приложил палец к ее губам. Присел рядом. Видишь ли, сейчас я никому из них не нужен. Потому что только псих может посреди ночи удрать от такой женщины, как ты. Ирина уже сто раз им это наверняка подтвердила. А завтра они опять кинутся меня "пасти". Но завтра меня встретят вместе с материалами, которые сейчас подвезет Виктор, уже на Ленинградском вокзале в Москве. Он сказал, что будет… Турецкий взглянул на часы, уже через десять минут.
Пока он говорил, Лиза почему-то успокоилась. Подумала, что все должно в этой жизни обязательно кончаться. А днем или часом раньше или позже, не играет решительно никакой роли. Грустно, но что возразишь?…
Виктор Петрович показался Лизе довольно приятным человеком, хотя, видимо из-за своей профессии, немножко суховатым. Александр предложил выпить на дорожку по рюмке, он не отказался. Сели на кухне, отрезали по тонкому ломтику баранины, чокнулись.
– Вы не поедете его провожать? спросил у Лизы.
– Он не разрешает, сердито ответила она.
– Ну и правильно делает, засмеялся Гоголев. Потому что дальше начинается мужская работа. Но я по вашим глазам вижу, что он скоро снова приедет сюда. В служебную командировку.
– Но я не понимаю…
– А чего тут, Лиза, непонятного? Это же не отъезд, а самый элементарный побег. Я бы даже сказал, несколько унизительный для его мундира. Но иной раз приходится идти на вещи и похуже. Служба…
– Тогда вы меня успокоили, серьезно сказала она.
Когда прощались, Гоголев протянул ей свою визитную карточку, а Турецкий объяснил:
– Это в экстренных случаях, поняла?
Лиза кивнула, наклонила к себе его голову, поцеловала и шепнула в самое ухо:
– Хочу от тебя ребенка.
Турецкий внимательно посмотрел на нее и шепнул в ответ:
– Дай тебе Бог…
Лиза закрыла дверь на все запоры, прислонилась к ней спиной и завыла-запричитала протяжно, зажимая рот руками, чтобы не беспокоить соседей. Ночью слышимость бывает просто поразительной…