Марш Турецкого
Шрифт:
Гоголев сегодня на инструктаже рассказал об обыске, который устроили чекисты, и попросил оперативников при удобном случае, но без особого нажима вставить фитиль бравым "соседям". Получилось. Чем оперативник немедленно поделился с вернувшимся товарищем…
Встреча была искренней, но настороженной. Это Турецкий заметил по некоторой нервности движений и реплик гостьи. Он наблюдал и прямо-таки поражался точности оценки Лизаветы. "Очень красивая стервоза". И это было сказано не из ревности, а по причине какого-то подспудного женского чутья сродни собачьему нюху.
Ирина
Да, конечно, других в Манхэттен-банке держать бы не стали.
Они были представлены друг другу. Лиза говорила суховато-сдержанно, видно, от ее чересчур внимательных глаз не скрылось то восхищение, которое, независимо от воли, прорывается у мужиков при взгляде на роскошную бабу. Но уж кому, как не Турецкому, было известно, как льстит объекту внимания подобный взгляд. "Ну вот, опять победа!" а после этого наступает естественный момент расслабления. И в самом деле, зачем держать себя в жестких рамках, когда мужик и так "поплыл"?… Очередной урок самонадеянности.
В результате прошедшего дня, с его тайнами, неожиданными находками и открытиями, Турецкий решил избрать тактику почти доверительного, приятельского разговора, основанного на каких-то общих интересах, может быть, даже и воспоминаниях.
– Не скучаете по Лонг-Айленду? спросил по-английски.
Тонкие, изящные брови Ирины изобразили известный рекламный жест движения "Наш дом Россия" поднялись "домиками".
– Вы говорите по-английски?
– Увы! печально развел руками Турецкий. Чрезвычайно редко.
– Но у вас больше американский акцент.
– Это естественно, потому что в Англии бывать мне не доводилось. А Лонг-Айленд я очень люблю и всегда хоть на короткое время посещаю во время служебных поездок в Штаты.
Турецкий обратил внимание на отчужденный взгляд Лизы и как бы спохватился:
– Ради бога, Лиза, простите меня за невежливость. Я уже давно не слышал хорошей английской речи. И продолжил по-русски: Я просто вспомнил Нью-Йорк.
– У вас там есть знакомые? поинтересовалась Ирина.
– Мне не очень ловко будет так сказать. Есть одна ну совершенно изумительная женщина. Он хитро оглядел своих дам. Она мулатка, начальник отдела убийств нью-йоркской полиции.
Женщины засмеялись.
– Не смейтесь, словно обиделся Турецкий, я действительно ее обожаю! Но есть там у меня и другая знакомая. Ее очень трудно обожать, но, по-моему, в нее влюблены все, кто знаком с нею. Джеми Эванс Генеральный прокурор и министр юстиции США. Вот это я вам скажу!…
– И часто вы с ними?… продолжая смеяться глазами, спросила Ирина.
– К сожалению, гораздо реже, чем хотелось бы!
– Ишь, какой вы!
– Это все дело прошлое, печально вздохнул Турецкий. Правда, мулаточка, как мне однажды сказал мой друг, бывший зам. директора ЦРУ, одно время на меня "неровно дышала". Он изучал русский под моим руководством… Ну ладно, вернемся на грешную землю. Где будем стол накрывать, любезнейшая Лизавета Евдокимовна?
– В гостиной,
Ирина кинула на плечо тонкий ремешок маленькой сумочки, в которых обычно носят носовой платок, тюбик помады или сигареты с зажигалкой и, переставляя ноги словно опытная манекенщица, направилась за ней. Следом Турецкий, откровенно пожирая глазами эти волшебные ноги. Женщина не может не чувствовать, когда на нее так смотрят. Ирина не обернулась с укором или, наоборот, поощрением, но всем телом показала, что видит этот взгляд и он не вызывает у нее неудовольствия.
В одну минуту все превратились в хозяев. Застелена новая белая скатерть, расставлены столовые приборы и рюмки. Турецкий лично принес из духовки истекающую жиром и соком баранью ногу, выслушав при этом кучу комплиментов, и водрузил ее на подставке в центре стола. Появились следом горячий лаваш, сулугуни на сковородке, груда зелени, наконец коньяк и открытые бутылки темно-красного, почти черного, молдавского вина.
Широкий жест прошу! Стали рассаживаться, а Лиза тем временем с возбужденно-сварливой интонацией сплетничала подруге о Турецком, который, требуя от нее чистоты жанра, категорически запретил даже и думать о красной икре и прочих закусках.
– Абсолютно правильно! поддержала Александра гостья, поглядывая на него глубоким и более чем заинтересованным взглядом. Тайком от хозяйки, которая, как Ирина сразу усекла с первой же минуты встречи, тоже "неровно дышала" на этого любопытного мужика, который… Впрочем, какая разница, что ей говорил на этот счет Юрий Юрьевич. Тот, что сидит сейчас в машине и злится. А он так хотел поприсутствовать да в любом качестве, даже косвенно.
Баранина получилась просто волшебной.
– Я давно учуяла запах, еще на лестничной площадке, уверяла Ирина, но даже и представить не могла, что будет так вкусно! И вина такого замечательного сто лет не пила!
Лизавета сияла глазами от гордости.
– Ну так кто вы и чем занимаетесь, повар наш драгоценный? перешла к делу Ирина, ничуть не теряя аппетита, и для удобства повесила наконец сумочку на спинку своего стула.
– Ни для кого уже не секрет, задумчиво глядя на эту сумочку, внятно произнес Турецкий, что я старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры России. Профиль убийства, в последнее время главным образом заказные. Как наших, так и иностранцев. И это, пожалуй, все. Еще вина?
– С удовольствием.
Лиза поднялась и вышла на кухню, чтобы принести из духовки очередную порцию горячего лаваша. Пока ее не было в комнате. Турецкий спросил негромко, глядя в посверкивающие зрачки Ирины:
– Пишет? и кивнул на сумочку.
Она без всякого смущения ответила таким же кивком.
– Зачем?
Она пожала плечами и прыснула смехом. Нет, этот "важняк", как его назвал Юрий Юрьевич, ей определенно нравился.
И тут Турецкий сделал ладонью такой жест, а на лице изобразил выражение столь великой гадливости, что все, вместе взятое, нельзя было понять иначе как широко известное выражение: "Да отключи ты его, к такой-то матери!" Она чуть не задохнулась от смеха, сунула пальцы в сумочку и что-то там сделала.