Марш Турецкого
Шрифт:
Все вокруг изменилось. Мир стал розово-туманным. Туман закручивался в конус и устремлялся в высоту бесконечного купола. Неземной розовый свет струился с небес и звучал печальной мелодией одной минорной ноты, как безысходный стон затерянного в тумане маяка. Тела у меня больше не было, в потусторонний мир переселялась только одинокая душа Александра Турецкого. Без удивления я увидел склонившегося ко мне ангела, но его личико носило такое страдальческое выражение, что вынести это было невозможно, и я снова закрыл глаза.
Я очнулся от невыносимого холода, скрюченный в неестественной позе, с пересохшим горлом. Голова гудела, как от удара доской по уху. Надо мной под облупленным куполом
– Ты кто?
Девочка не ответила, и я заорал:
– Ты меня слышишь, девочка?
Она опять промолчала, только недоумение появилось на ее хорошеньком лице. Матерь Божия! До меня дошло, что из моего горла не исходило ни малейшего звука! Я старался прокашляться, но вместо кашля изо рта клубами пара вырывалось беззвучное дыхание. Безнадежность ситуации заставила логически вдуматься в происходящее. На меня напали с целью ограбления и бросили в заброшенной церкви. От холода у меня перестали работать голосовые связки. Ну, это не смертельно. Это пройдет. А может, я еще и оглох? с ужасом подумал я и в опровержение этой мысли ясно услышал:
– Турецкий, ты немой?
Собравши все силы, чтобы не вскочить и не завыть от отчаяния и непонимания что? зачем? кто? страшным шепотом я прошипел:
– Ты-ы-ы кто-о-о-о?
– Лида Меркулова.
Я готов был снова впасть в беспамятство. И чтобы этого не случилось, я заставил себя подняться и прислониться к покрытой слизью стене. Помещение бешено завертелось перед глазами и стремительно начал падать потолок. Я повернулся лицом к стене, и меня начало сразу же тошнить чем-то мерзким, зеленым и горьким. Ощущая себя полным ничтожеством от стыда и конвульсий, я изо всех сил все же понуждал себя выворачиваться наизнанку, инстинктивно, по-звериному, спасая свою плоть. Наконец все было кончено. Я стал, все еще вцепившись руками в скользкую стенку, покрытый обильным потом, и старался найти носовой платок. Карманы были пусты. Не было кошелька, удостоверения, ключей. Из уголка кармана куртки я извлек щепотку трухи из табака и семечек. Как по палубе корабля, широко расставляя ноги, я с трудом дошел до двери и, открыв ее, очутился в кромешной мгле. Нащупал какой-то заснеженный выступ, набрав пригоршню снега, протер лицо и руки. В узкой полоске света от приоткрывшейся двери показалась тоненькая фигурка Лидочки.
– Ты дочка Константина Дмитриевича? прошипел я.
– Да. Только он мне не родной папа. Но я его называю папой. И мы теперь все согласились считать, что он мне родной, вдруг неожиданно быстро-быстро заговорила она, и мама моя сегодня должна из больницы приехать, и они там, наверное, с ума сошли, думают, что я пропала. Она дрожала от холода и шмыгала носом изо всех сил. Я почувствовал резкий запах бензина, исходящий от ее цигейковой шубки.
– Почему от тебя так пахнет бензином?
Своим зловещим шепотом я напомнил себе серого волка, собирающегося сожрать Красную Шапочку в дремучем лесу. Лидочка вдруг заплакала.
– Пойдем скорее отсюда, Турецкий, пока они не вернулись, она размазывала слезы и сопли по хорошенькому личику. Я вытер ей лицо вязаным шарфом, затянул вокруг мехового воротника.
– Кто "они"?
– Кто нас похитил…
Лидочка успокоилась и стала тянуть меня за руку в непроглядную тьму. Мне оставалось только подчиниться. Все равно ничего не было видно и не имело ни малейшего значения, в какую сторону двигаться. По лицу
ОХРАНЯЕМЫЙ ОБЪЕКТ ПРОХОД КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН
Вокруг фонарного столба валялись разбитые бутылки, пожухлые газеты, консервные банки. Какой-то зверек вроде белки мелькнул между кустами, взлетел на дерево, глянул вниз, испугался и исчез. Господи! Где же это мы? Я поднял бутылку из-под пива и с трудом разобрал: "Калининский пивоваренный завод". В Калининской области мы, что ли? Мы продолжали двигаться вдоль забора. Время от времени я наклонялся, чтобы прочитать название газеты, это были все обрывки "Правды". А вот что-то незнакомое "По ленинскому пути", орган Солнечногорского райкома КПСС и так далее. Это уже легче. Лидочка нашла школьную тетрадку "Ученика 6-го класса школы № 2 гор. Солнечногорска Слепугина Альфреда". Значит, Солнечногорск. Октябрьская железная дорога. Только где она сама, эта дорога?
Мы все шли и шли, наверно, целый час. Лидочка сказала:
– Там поезд, и указала мокрой варежкой вперед.
Я ничего не слышал, вероятно, все-таки оглох немножко.
Действительно, вскоре мы вышли на проселочную дорогу, которая привела нас к железнодорожному полотну. Минут двадцать мы шли по шпалам, потом еще минут двадцать ждали электричку в здании вокзала. Билеты было покупать не на что, и я всю дорогу следил не покажется ли контролер: уж очень не хотелось топать на полпути в милицию. Лида в пути старалась пробудить к жизни мои речевые способности, используя ей одной известный метод гипноза. И когда через час мы подъезжали к Москве, я уже мог извлечь из себя кое-какие петушиные ноты.
Часы Ленинградского вокзала показывали ровно полночь, когда мы, отстояв полчаса в очереди, садились в такси в городском транспорте ехать без билета в это время суток было невозможно…
Я думал, что Меркулов разнесет дверь на куски или сорвет ее с петель от волнения он не мог справиться с замком.
– Константин… Дмитриевич… Заплатите… пожалуйста… за… такси… выдавил я из себя.
Меркулов обвел нас безумным взглядом старого мельника и закрыл лицо руками.
Меркулов встретился с полковником Пономаревым ранним утром на Ленинских горах. Было довольно прохладно около нуля. И хотя сильный ветер уже приутих, моросил холодный дождь и серая гладь Москвы-реки подернулась серебряной рябью.
– Валерий Сергеевич? окликнул Меркулов плотного мужчину в кожаном коричневом пальто и кожаной коричневой шляпе.
– Константин Дмитриевич? улыбнулся Пономарев, рассматривая следователя внимательными светлыми глазами. Прошу извинить, что заставил вас тащиться в такую даль. Но здесь два преимущества: мне близко от дома, вам подальше от нашей конторы. Знаете, неважно себя чувствую. Слабость, одышка, высокое давление… На службе не был целую неделю. Мне "дед" Цапко про ваши дела рассказал. Одним словом, как вы?