Маршал Шапошников. Военный советник вождя
Шрифт:
У них вскоре произошел другой чрезвычайный случай: со склада исчезло 8 пулеметов вместе с часовым. Поиски похищенного долго оставались безрезультатными, пока один пристав не узнал, что пулеметы зарыты за городом. Через несколько месяцев неизвестный выстрелом в голову убил этого пристава и скрылся в толпе.
Кражу оружия и патронов солдаты совершали обычно из корысти, получая немалые деньги. Оружие тайно вывозили на Кавказ, главным образом в Баку.
В ту пору в Закавказской организации большевиков одним из активных деятелей был Иосиф Джугашвили, призывавший пролетариат к вооруженной борьбе. В одной из своих листовок он писал: «Час восстания близок! Необходимо, чтобы мы встретили его во всеоружии! Только в таком случае, только при помощи всеобщего, повсеместного и одновременного вооруженного восстания
Мог он подумать, бравый царский офицер Шапошников, что через полтора десятилетия ему доведется встретиться с Иосифом Джугашвили, ставшим Сталиным, на Гражданской войне в рядах Красной Армии!
В 1905 году Борису Михайловичу пришлось ознакомиться с программами разных партий — не из интереса к политике, а чтобы толково отвечать на вопросы солдат. «Поражение русской армии в 1904 и 1905 годах и революция 1905 года являлись такими событиями, которые встряхнули спячку русского государства», — справедливо отметил он.
Правда, жестче стала цензура. Закрыли его любимый научно-популярный журнал «Мир Божий» за обличительную статью «Армия и общество (элементы вражды и препятствий)». Действительно, в русской армии многое не отвечало ни новым методам ведения войны, ни здравому смыслу. Например, на каждые 500 солдат приходилось по одному генералу. Большинство из них лишь пользовались положенными по чину льготами, занимая должности сугубо штатские и незначительные.
Опыт Русско-японской войны заставил пересмотреть целый ряд официальных наставлений. Были учтены новые методы наступления — широкими цепями, перебежками, ползком. Появился вид упражнений: переползание. Дело доходило до курьезов. Один командир батальона, построив солдат в цепь, приказал ползти, а че-
68
рез некоторое время скомандовал по привычке: «Кругом!» Все развернулись на животах и двинулись в обратном направлении. Но, конечно, многие нововведения были оправданны и улучшили быт и боевую подготовку военных.
В конце 1906 года у Шапошникова появилась возможность переложить часть своих обязанностей на офицера, вернувшегося с войны, и заняться подготовкой к экзамену для поступления в Академию Генерального штаба. Сдавать надо было тактику, строевые уставы всех родов войск, математику, всеобщую и русскую историю, географию, русский язык (диктант и сочинение), немецкий и французский языки, верховую езду. Нагрузка была большая. Как писал Шапошников: «За всю историю батальона, начиная с 1865 года, я был третьим, кто направлял свои стопы в академию. Первым кончил ее Куропаткин, вторым в 1906 году поступил поручик Руднев. Третьим безумцем был я».
Успешно выдержав окружные испытания, он получил право отбыть с места службы для подготовки к экзаменам. С тяжелым багажом, состоявшим в основном из книг, он приехал домой, а затем отправился в Петербург. Всего в этот год поступало 15.0 офицеров, а принято было 124. Шапошников был шестнадцатым со средним баллом 9,8 (высший — 10,23, низший — 8).
Сплоховал он только на экзамене по французскому. Перевел так, что в одном из сражений в Италии Наполеон отправил «ездящую пехоту» по выбранному направлению. Один из ассистентов поинтересовался, что это за такой род войск — «ездящая пехота»? Была она у Наполеона? «Нет, не было». «Тогда и переведите правильно». Шапошников, подумав, исправил: «посадил пехоту на лошадей». И все-таки балл ему снизили до 8.
«Учебный день начинался рано, — вспоминал Борис Михайлович. — Три раза в неделю в 8 часов утра мы уже были в седле, занимались в манеже верховой ездой. С 9 утра — лекции. Продолжались они до 12 часов дня, потом 30-минутный перерыв для завтрака, и до 4 часов дня лекции, групповые занятия по тактике или же топографическое черчение. После 4 часов слушатели расходились. На младшем курсе нам мало приходилось заниматься дома, поэтому вечерами я приводил в порядок записи и читал необходимую литературу».
Иногда оставалось свободное время (и сэкономленные деньги), и тогда Борис Шапошников посещал балет и оперу Мариинского театра (танцевали Павлова, Карсавина, Кшесинская; пели Шаляпин, Собинов). Не допущенную к театральной постановке оперу
69
«Золотой петушок» Римского-Корсакова
В воспоминаниях Борис Михайлович подробно охарактеризовал нескольких преподавателей академии. Судя по всему, среди них немало было людей талантливых, знающих и увлеченных своей профессией, хотя попадались и бездарности. С большим интересом и немалой пользой слушал Шапошников лекции по истории XIX века и русской истории до правления Александра III. Первый цикл читал профессор Форстен, сообщивший, помимо всего прочего, об основных социальных и философских учениях, включая марксизм. Русскую историю преподавал профессор (в советское время — академик) С.Ф. Платонов. Его любимой темой было «Смутное время на Руси». Она оказалась чрезвычайно актуальной для XX столетия.
В группе Шапошникова руководителями были полковники Добрынин, а затем Бонч-Бруевич. Позже, во время мировой войны, они занимали высокие штабные должности и оба оказались в Красной Армии.
Странная на первый взгляд закономерность. Отличные царские офицеры предпочли служить на стороне большевиков, а не белогвардейцев. Конечно, бывало и иначе, но среди наиболее образованных военнослужащих примерно половина (если не больше) не пожелали участвовать в «демократическом» воинстве, поддержанном иностранными государствами. Один из будущих руководителей белой армии уже в те годы не внушал Шапошникову уважения. Даже напротив, вызывал презрение. Впрочем, предоставим слово Борису Михайловичу. Эпизод, рассказанный им, целесообразно воспроизвести с документальной точностью: «Со мной на курсе учился поручик лейб-гвардии конного полка барон Врангель, впоследствии один из руководителей русской контрреволюции на юге России в период Гражданской войны 1918—1920 годов, так называемый «черный барон». Окончив Горный институт, Врангель пошел служить в архиаристократический конный полк, участвовал в русско-японской войне. Вернувшись в Петербург уже в чине поручика гвардии, он поступил в академию. Известный кавалергард Игнатьев в своих воспоминаниях “Пятьдесят лет в строю” говорит о том, что офицеры 1-й гвардейской кавалерийской дивизии избегали знакомства с офицерами 2-й гвардейской дивизии. Вот так же и Врангель в академии вел знакомство только с гвардейцами и кое с кем из армейцев. Я не принадлежал к числу последних и никогда не здоровался с Вран-
70
гелем. Высокого роста, худой, черный, он производил отталкивающее впечатление.
Подошла очередь экзамена по геодезии и для Врангеля. Вышел, взял билет, на доске написал: “Барон Врангель № 8”, обозначив номер билета, который вытащил. Вслед за ним вышел сотник казачьего Донского полка Герасимов, очень скромный, умный и тактичный офицер. Вынул билет, не помню сейчас, какой номер, ну, положим, № 12, и написал: «Герасимов № 12». Оба стали готовиться к ответу. Герасимов вытащил очень легкий билет — описание мензулы, а у Врангеля был трудный, с какими-то математическими вычислениями. Смотрим, Врангель все заглядывает в программу, затем берет губку, смывает свой № 8 и пишет № 12». Таким образом, у двух слушателей оказался один и тот же билет № 12. Ждем, что же будет дальше. Подходит очередь отвечать Врангелю. Шарнгорст посмотрел в свои записи, потом на доски с номерами билетов и спрашивает Герасимова: «Как это у вас оказался тоже билет № 12?» Тот отвечает, что он его взял и его номер должен быть записан у Шарнгорста. Врангель молчит. И вот, к нашему удивлению, строгий, неподкупный старик генерал Шарнгорст говорит: «Вы, барон Врангель, отвечайте № 12, а вы, сотник Герасимов, № 8». Но Герасимов и за № 8 получил 12 баллов. Конечно, 12 баллов получил и Врангель, но престиж Шарнгорста в академии упал.
Когда закончился экзамен, в кулуарах собрался курс, и началось обсуждение поступка Врангеля. К сожалению, суда общества офицеров у нас не было. По адресу гвардейцев говорили много нелестного. Идти к начальству с жалобой не позволяла офицерская этика, да и что начальство, когда сам Шарнгорст покрыл жульничество Врангеля. Поругались-поругались, и число бойкотирующих Врангеля, т.е. не здоровающихся с ним, увеличилось».
ПРИЧИСЛЕН К ГЕНЕРАЛЬНОМУ ШТАБУ