Маршал Советского Союза. Трилогия
Шрифт:
– Хорошо, работайте, товарищи, – потер виски Каганович и отправился в Кремль. Нужно было доложить обстановку.
После доклада Сталин задумчиво произнес:
– Ты считаешь, что Тухачевский прав?
– Да. Ситуация в НКВД очень сложная. Выборочная проверка показывает большую халатность в ведении дел, многие из которых при проверке оказываются высосанными из пальца. И главное, личный состав, связанный с Ежовым, имеет серьезные проблемы со здоровьем.
– Как это выражается?
– Они маньяки, получающие удовольствие не только и не столько от раскрытия дел, сколько от чувства собственной власти над людьми. Применяли пытки, где надо и не надо. Иными словами, НКВД сейчас больше представляет угрозу для честных граждан, чем для преступников
– Кто занимается проверкой?
– Две независимые группы. Первую возглавляет Лаврентий Берия, вторую – Андрей Андреев.
– Их выводы сходятся?
– Да. Исключая незначительные мелочи.
– Пускай потихоньку раскручивают это дело. Но без ежовщины. Лично за это отвечаешь. Нам дорог каждый боец.
Часть 2
«И вечный бой…»
Любую задачу реально выполнить, если разбить ее на выполнимые части.
Глава 1
11 марта 1936 года. Москва. Кремль. Кабинет Сталина.
Михаил Николаевич Тухачевский шел на доклад с некоторым трепетом, потому как по большому счету вся его работа основана на знаниях из его прошлого, но существенны ли возможные отличия или нет – он не мог даже догадываться. Риск огромен, но выбора не было никакого. Да и сама по себе подача столь сложной и неоднозначной информации – архисложная вещь…
– Здравствуйте, товарищи, – сказал слегка опешивший Тухачевский, войдя в кабинет Сталина и застав там целую делегацию. Тут был и сам вождь, и Ворошилов, и Шапошников, и прочие – всего пятнадцать человек. «Вот тебе и личный доклад», – подумал Тухачевский, не выдавая, впрочем, своего удивления. Тем более что на что-то подобное он и рассчитывал, уж больно странным казался доклад одному товарищу Сталину по вопросам, в которых он сам нуждается в консультациях.
Главной проблемой всего доклада, ясно осознанной еще на стадии подготовки, стало то обстоятельство, что давать в лоб информацию было нельзя. К ней нужно подготавливать. Мало того, требовалось избежать прямой критики всех деятелей, которые пользовались уважением и доверием вождя. Что было сложно, так как, несмотря на откровенное вредительство со стороны участников путча, немалую лепту в трагичность ситуации внесли и лично Климент Ефремович, и масса других некомпетентных командиров РККА. Не по злому умыслу, конечно, а по банальному незнанию. Поэтому фундаментальной задачей оказалось не столько преподнесение аналитических заметок, сколько уклонение от прямой критики Ворошилова и ему подобных командиров. «Не нужно дразнить гусей». Но кого-нибудь все-таки требовалось выставить козлом отпущения, ведь не бывает так, что все плохо и никто в этом не виноват. Поэтому основной шквал его критики обрушился на «гнилое наследие Троцкого» и анархизм в армейской среде, или, как говаривал Фрунзе, «партизанщину», связанную с «вредным наследием эсеров» и «махновщиной».
Впрочем, это еще не вся особенность «аналитической записки», представленной Михаилом Николаевичем «благодарным зрителям». Благодаря тому, что в ходе слияния личностей обновленному Тухачевскому стала доступна вся полнота памяти обеих жизней, он развернулся с необычайным размахом. То есть не только использовал мощные пласты не существующих пока аналитических материалов как предвоенного, так и послевоенного происхождения, но и пользовался гигантскими фактическими знаниями обоих маршалов по реальному положению дел в войсках. Кроме того, превосходная аномалия в памяти позволила ему обширно использовать цитаты Ленина, Фрунзе, Ворошилова и прочих уважаемых деятелей молодого Советского Союза, тщательно прикрывая и обосновывая ими свою позицию. Дескать, это не он придумал, а прозорливые товарищи подсказали. Даже Сталина цитировал, под его сдержанные улыбки в усы. Таким способом Михаил Николаевич не только избавлялся от неловкого момента лобовой и огульной критики, но и устанавливал очень прочные идеологические барьеры на пути глупостей и вредительства, маркируя их как троцкизм, направляющие армейское строительство в нужное русло.
Доклад получился не очень долгий, так как руководство РККА было к нему просто не готово. Ведь Тухачевский изменил своей обычной тактике и шел не в лоб, обильно критикуя все и вся, кроме себя любимого, подспудно переходя на личности. Нет. Он их удивил и поставил в ступор. Мягкие, обтекаемые формулировки. Высочайшая детализация материала. Гигантский пласт цитат и ссылок на уважаемых людей. Поэтому, когда комиссия, собранная Сталиным для оценки предложений маршала, совершенно растерялась, Иосиф Виссарионович предложил собраться через две недели, чтобы уже «детально рассмотреть все замечания и предложения товарища Тухачевского».
Когда все ушли, Сталин сел за пристальное изучение доклада Михаила Николаевича, выписывая его замечания и предложения, очищенные от густой обмазки цитатами. Пришлось повозиться, но когда через два часа Иосиф Виссарионович закончил и перечитал получившуюся «портянку», то обомлел. Столько жесткой и решительной критики он никогда еще не встречал.
– Вот зараза, – тихо ругнулся с улыбкой Сталин, вспоминая, как внимательно слушал Ворошилов и местами даже смущенно улыбался, узнавая свои высказывания или радуясь отсылке к его мнению, и продолжил, но уже мысленно: «Что это: простая вежливость или попытка манипулировать моими людьми? Надо за этим «Лазарем [11] » приглядывать повнимательнее».
11
Идет отсылка к библейскому Лазарю, который является главным героем в притче о воскрешении безнадежно больного человека. И. В. Сталин использует эту аналогию в отношении Тухачевского, говоря о том, что если все продолжалось бы так же, как и раньше, то он безусловно погиб бы.
Глава 2
16 марта 1936 года. Москва. Дом на набережной. Квартира Тухачевского.
Неожиданный звонок в дверь в половине одиннадцатого утра заставил вздрогнуть как Нину Евгеньевну, так и Михаила Николаевича. Был понедельник, дочка Светлана была в школе. Никаких гостей не ожидалось. Так что после доклада у Сталина пятидневной давности Тухачевский напрягся не на шутку. Слишком мало времени прошло с тех пор. Не мог никто так быстро проверить сделанные им заявления.
– Добрый день, Михаил Николаевич, – произнес незваный гость.
– Добрый день, Лазарь Моисеевич, – произнес маршал. – Проходите. Не ожидал, если честно.
– Отчего же? – наигранно улыбнулся Каганович. – Почему один коммунист не может зайти в гости к другому?
– Потому что один из них находится под подозрением, – пожал плечами Тухачевский. – Зачем вам себя компрометировать связью с ним? Да и раньше мы не особенно тесно общались.
– Про подозрения – это верно, – с легкой улыбкой произнес Лазарь Моисеевич. – Товарищи по партии вам не верят, но они видят ваше искреннее раскаяние и хотят помочь исправиться.
– И в чем заключается помощь, которую товарищи мне хотят предложить? – невозмутимо спросил Михаил Николаевич. – Как я понимаю, это все не частная инициатива? – уточнил маршал, слегка поведя головой.
– Ах, вы насчет этого, – сделал нарочито удивленное лицо Каганович. – Да, нам с вами от товарищей нечего скрывать.
– Так и запишите на свой магнитофон, – произнес Тухачевский куда-то в сторону зала. Повернулся к Кагановичу и жестом пригласил его пройти в большую комнату.
– Магнитофон? – удивленно переспросил Лазарь Моисеевич. – Что это?