Маршал Жуков
Шрифт:
Это была горькая правда. На другой день в районе Лохвицы соединились немецкие части 2-й танковой группы, наступающей с севера, и 1-й танковой группы, прорвавшейся с кременчугского плацдарма. Кольцо вокруг 5, 21, 26, 37-й и части сил 38-й армии замкнулось.
Обстановка, как мы видим, была тяжелая, но, несмотря на это, начальник Генерального штаба был вынужден на телеграмму Туликова отправить следующий ответ, продиктованный ему Сталиным:
«Командующему ЮЗФ, копия Главкому ЮЗН.
Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия
После войны по-разному объясняются одни и те же действия войск. Уже Еременко забыл обещание разбить «подлеца Гудериана», уже забыто, что войска Гудериана тогда двинулись на юг и окружали войска Юго-Западного фронта, а Брянский фронт не воспрепятствовал этому. Теперь маршал Еременко пытается убедить всех, что он успешно выполнил задачу, поставленную ему лично Сталиным: «Мы можем сказать, что войска Брянского фронта добросовестно выполнили основную задачу, поставленную перед нами Ставкой, не допустить прорыва группы Гудериана через Брянск на Москву». Но Гудериан и не шел в то время на Москву, а двигался вдоль реки Днепр для соединения с Клейстом, окружая войска Юго-Западного фронта. Недостоверность утверждения Еременко сегодня очевидна, так как он «защитил» Москву от удара, который по ней в то время не наносился.
Свершилось то, чего так опасался Жуков, – войска нескольких армий оказались отрезанными. Чтобы понять тяжесть этой беды, напомню, сколько радостей принесло нам окружение только одной гитлеровской 6-й армии под Сталинградом, сколько цифр с многими нулями мы приводили, подсчитывая пленных и трофеи, захваченные в результате того окружения остатков одной армии. Но мы всегда «скромно» умалчивали о наших армиях, оставшихся в котлах еще в ходе приграничных сражений до рубежа реки Днепр.
В своем докладе на торжественном собрании в Москве 6 ноября 1941 года Сталин сказал:
«За четыре месяца войны мы потеряли убитыми 350 тысяч и пропавшими без вести 378 тысяч человек… За тот же период враг потерял убитыми, ранеными и пленными более четырех с половиной миллионов человек».
Сегодня мы с горечью можем воскликнуть: «Если бы так было!..» Теперь, когда открылись архивы, можно с великим сожалением сказать, что цифры, приведенные Сталиным, очень далеки от реальности. К тому времени не немецкая, а наша армия только пленными потеряла более трех миллионов!
Ельнинская операция
Вернемся немного назад, к последним дням июля.
30-го числа, в середине дня, генерал Жуков выехал на машине из Москвы и по Минскому шоссе направился в штаб Резервного фронта, который находился в Гжатске.
Не нужно быть особенно проницательным, чтобы представить себе состояние Жукова после той стычки, которая произошла у него вчера со Сталиным. Он был хмур, неразговорчив, ежеминутно готов взорваться, но явно сдерживался.
Мне кажется, тяжелое настроение Жукова объяснялось не только изменением отношения Сталина лично к нему, но главным образом теми неудачами на фронте, которые могут последовать из-за отказа Верховного посчитаться с оценкой обстановки и предложениями, которые сделал Жуков. Именно это особенно угнетало его.
Сразу же по прибытии в штаб, пока оборудовалась комната для отдыха нового командующего, начальник штаба фронта доложил Жукову обстановку.
На следующий день Жуков выехал в 24-ю армию, которой командовал генерал К.И. Ракутин. Штаб его армии размещался в небольшой деревне Волочек, недалеко от Ельни.
Прибыв к генералу Ракутину, Жуков, верный своей привычке, не стал долго засиживаться в штабе, а вместе с командующим отправился в части поближе к противнику, чтобы самому увидеть и оценить обстановку. Весь день они ездили по наблюдательным пунктам командиров частей, и Жуков убедился, что здесь против 24-й армии – хорошо организованная, прочная оборона противника.
Ельнинский выступ образовался в ходе Смоленского сражения, которое все еще продолжалось. Сильным рывком своего танкового кулака Гудериан выдвинулся здесь вперед и захватил Ельню. Конфигурация фронта этого клина, собственно, и породила название Ельнинский выступ. Именно эта конфигурация наводила Жукова на мысль о том, что хорошо бы с двух сторон ударить под основание клина и окружить находящиеся в нем войска противника. Однако, взвесив силы своих войск, находившихся на этом направлении, Жуков понял, что осуществить такое окружение не так-то просто, нужно было подтянуть сюда еще несколько дивизий и, самое главное, побольше артиллерийских частей, так как прорвать оборону противника, очень мощную, да еще с закопанными в землю танками и бронетранспортерами, наступающим будет очень трудно.
По указанию Жукова была организована тщательнейшая разведка обороны и огневой системы противника. Особенно большую помощь оказал здесь Жукову и в разведке, и в подавлении огневой системы генерал-майор Л.А. Говоров, большой мастер артиллерийского дела. Пока шла подготовка операции, пока подвозились боеприпасы и перегруппировывались войска, Жуков занимался изучением противника, допрашивал пленных. В те дни гитлеровские солдаты еще были полны энтузиазма, вели себя нагло, были уверены, что они скоро захватят Москву, которая была уже так близко.
Однажды взяли в плен немецкого танкиста. Его допрашивал сам Жуков.
– Кто вы?
– Механик-водитель такой-то роты, такого-то батальона, такой-то дивизии.
– Какая задача вашей дивизии?
Пленный не отвечает.
– Почему вы не отвечаете?
– Вы военный человек и должны понимать, что я, как военный человек, ответил на все то, на что должен был вам ответить, – кто я и к какой части принадлежу. А ни на какие другие вопросы я отвечать не могу, потому что дал присягу. И вы не вправе меня спрашивать, зная, что я военный человек, и не вправе от меня требовать, чтобы я нарушил свой долг и лишился чести…
– Если не будете отвечать, расстреляем вас – и все.
Пленный побледнел, но не сломился:
– Ну что ж, расстреливайте, если вы хотите совершить бесчестный поступок по отношению к беззащитному пленному. Расстреливайте. Я надеюсь, что вы этого не сделаете. Но все равно я отвечать ничего сверх того, что уже ответил, не буду.
Жуков не стал дальше допрашивать и, обратившись к окружающим, сказал:
– Молодец! Держится таким наглецом, просто на редкость. Ну как его не уважать? Нельзя не уважать!