Маршальский жезл
Шрифт:
Соседи засмеялись:
– Ну и выбрали!
– Чем плоха?
– Желтую надо брать.
– Нам старый узбек посоветовал.
– Ему лишь бы продать.
– Надо верить людям.
– Верить - верь, а послушаешь - проверь!
– Да это вовсе и не дыня, ребята. Хотели, наверное, покрышку для автомобильного колеса вырастить.
– Сейчас увидим, - не сдавался Степан.
Дыня под ножом развалилась на два продолговатых корытца. Внутри открылось белое мясо в ладонь толщиной, вдоль корки его оттеняла светло-зеленая каемочка.
Степан нарезал длинные, как
– Вот это да!
– Мед!
– Пальцы слипаются.
Съели одну половину, а уже дышать нечем. Сидим, блаженно улыбаемся. Мимо проходил сержант; я с ехидцей сказал, показывая на дыню:
– А военная тайна ничего - служить можно!
Сержант как-то загадочно улыбнулся и ушел.
«Важничает, - подумал я, - начальство из себя строит! Ему, видите ли, известно все. А нам ничего. Теперь и мы все знаем».
А поезд между тем все мчался и мчался на юг. Становилось еще жарче. Начали редеть сады. Появились песчаные пролысины. Потом деревья исчезли. Открылось морщинистое море песков.
Целые сутки мчимся по знойной пустыне. Шутники приуныли. В вагоне - как в парной. Сидим в одних трусах, не успеваем отирать пот.
С нетерпением ждем, когда кончатся барханы и вновь начнется зеленое царство садов и райских фруктов. Но песчаное море не кончалось. Где-то за этой бескрайней пустыней лежал Каспий.
– Вот пляж отгрохали!
– вяло шутил Кузнецов.
На одной из станций, где за окном не было видно ни единого деревца и стояли похожие на туркменские могильники земляные домики с плоскими крышами, сержант весело сказал:
– Приехали!
«Разыгрывает», - подумал я.
Но сержант не разыгрывал.
– Собирайтесь, собирайтесь!
– строго заторопил он нас.
– Шутите?
– примирительно спросил я.
– Нам шутить не положено.
– Но здесь же Каракумы.
– Точно.
– Так в них невозможно жить.
– Очень даже возможно!
Выпрыгнули из вагонов. Огляделись. С трех сторон до горизонта - барханы, с четвертой, вдоль железной дороги, - горы.
Каракумы - значит Черные пески. Но они совсем не черные, обычный серо-желтый песок. Такой же, как на берегу речки или на проселочной дороге в России. Почему же пустыню назвали черной? Таится в этом названии что-то загадочное и жуткое.
Военная служба казалась страшноватой и трудной даже где-нибудь в Средней России. А что же будет здесь, в этих мертвых песках? Вот так попали! Я ничего не вижу и не ощущаю, кроме солнца. Солнечный огонь кажется разлитым по всему небу. Трудно дышать. Раскаленный воздух тугой, он наваливается упругой массой и давит. Пот струится по лицу и шее.
Строем бредем по выжженной добела улице. По сторонам стоят низкие домики без крыш. Будто ураган пронесся и сорвал их. Оказывается, здесь так строят - крыши плоские, и их не видно. Сейчас полдень, а улицы пусты. Городок выглядит покинутым. Кажется, люди бросили все и ушли от этой смертной жары. За всю дорогу от вокзала до полковых ворот нам встретился лишь один старик. Он ехал
– Да, не все вернутся отсюда домой, - печально промолвил Соболевский.
– Кое-кто останется в этих песках навсегда.
Ребята молчали. Только Кузнецов упрямо буркнул:
– Почему не вернутся?
– Слепой? не видишь?!
– огрызнулся Соболевский.
Он имел в виду испепеляющую все жару.
У меня защемило сердце. Я поверил Соболевскому: пожалуй, действительно. Два года жить в таких условиях нельзя. Да тут и месяца не протянешь. Прощайте, мама, папа, Оля, институт, вообще все.
Такая мысль, наверное, возникает у человека, который попал после кораблекрушения на необитаемый остров. Возврата нет. Жизнь кончилась.
Мы подошли к железным воротам, выкрашенным в мрачный темно-зеленый цвет. Тяжелые створки медленно раздались, будто распахнулась металлическая пасть…
И вдруг грянула бодрая военная музыка.
В центре городка на асфальтированной площадке, к которой мы приближались, стояли рядами солдаты. Они смотрели в нашу сторону весело, приветливо смотрели. Мы запрыгали, подбирая ногу. Подравнялись. Выпрямились.
Нас остановили против солдатского строя. Солдат было много. Наверное, весь полк вывели на площадку. Впереди прохаживался широкоплечий приземистый офицер. Виски его белели сединой, кожа на лице была темная, пористая, будто дубленая. Он показался мне человеком, видавшим виды.
Когда мы затихли, офицер добро улыбнулся и сказал:
– Товарищи, вы находитесь в распоряжении орденов Кутузова и Александра Невского мотострелкового полка. Я ваш командир - подполковник Кудрявцев Николай Петрович. Полк стоит на страже южного рубежа нашей Родины. Вы должны будете овладеть военными знаниями и заменить тех, кто, отслужив, вернулся домой. Полк на последней инспекторской проверке получил высокую оценку, и мы надеемся, что вы не пожалеете сил, чтобы умножить его славные традиции. А традиции у нас замечательные. Три Героя Советского Союза выросли в рядах нашего полка в годы Великой Отечественной войны. Сотни были награждены орденами и медалями. Тысячи отличников учебы воспитаны в мирные дни. Обо всем этом мы расскажем вам подробно в другой раз. Не пугайтесь нашей суровой природы. Кое-кто, наверное, загрустил! Это поначалу бывает. Пройдет. Привыкнете. Скучать будете по этим местам после увольнения. А сейчас познакомьтесь со старшими товарищами, расспросите их о нашей интересной боевой и трудной армейской жизни. Полк, разойдись!
Строй распался.
Солдаты двинулись нам навстречу. Все они были в выгоревших добела гимнастерках и выглядели не очень бравыми. Ко мне, Соболевскому и Кузнецову подошел худощавый, высокий солдат с черным от загара лицом, явно не русским. Он улыбнулся, зубы - как белый фарфор.
– Здравствуйте, хлопцы!
– подал он нам руку.
Мы поздоровались. С любопытством стали разглядывать нового знакомого. Поджарило его крепко! Но глаза у парня веселые.
– Ну как здесь?
– спросил я.