Маршрут в прошлое - 2. (Будни НИИ Хронотроники.)
Шрифт:
– Стоп! Так не пойдёт, Алексей Витальевич! На произвол я не пойду! Всё должно быть по закону, а не только по справедливости!
– Знаю, знаю, товарищ генерал-полковник! Предвидел такую вашу реакцию! Предвидел и сказал вам об этом тринадцатого августа…
– Тринадцатого, тринадцатого… Да я вообще далеко был тринадцатого июля!
– Не июля, а августа, Леонид Иванович! Тринадцатого августа восемьдесят восьмого года. А вы предложили мне направить вам докладную записку, что я и делаю!
– Ты что, намекаешь на очередное изменение реальности? Очевидно – локальное?
– Так точно! Произведённое при вашем непосредственном участии – в субботу тринадцатого
– Ладно! Это меняет дело. Так, что там с Коваленко не так?
Он четвёртого августа бежал. Через Хельсинки в Стокгольм. А там сдался в американском посольстве. Сорвал операцию „НАТО – Коль“, выдал множество и наших людей, и людей Маркуса… У него в шкафу тайник с подложными документами. Он давно задумал побег…
– Ясно! А когда же и где ты успел с ним встречаться?
– Это было ещё в той глобальной преодолеваемой реальности…
– Ну, а как ты его раскрыл?
– Это не я, это – Виктория.
– Что? В первый же день работы?!
– Ну, если сосчитать, то она работает в НИИ уже около месяца, три „обратимых экскурсии“ плюс один необратимый визит. Сюда, две недели назад… Но раскрыла его действительно в первый день, в тот первый день…
– Интересно! Расскажешь! Я, видно, нагряну к тебе в гости на выходные. Как. Не возражаешь?
– С удовольствием. Всегда рад тебя видеть!
– Дочке твоей что привезти?
– Да, не надо ничего! Не заморачивайся!
– Ладно, разберусь. Ну, покеда!
– Всего доброго, Леонид Иванович!
________________
В субботу после обеда, когда Алиска вдоволь наигралась игрушкой, привезённой ей Леонидом Ивановичем в качестве гостинца, бабушка пошла её укладывать для послеобеденного сна. Фёдоровы и Щебуршин прошли во двор и расположились в беседке. В этой реальности Вика первый раз участвовала в доверительной беседе с прибывшим из Москвы высоким гостем, но она отлично помнила о подобных беседах с её участием во время локально изменённой реальности. Поэтому чувствовала себя относительно свободно, хотя и была необыкновенно горда как данным обстоятельством, так и официально вынесенной ей руководством КГБ благодарностью за разоблачение Коваленко. И здесь, в беседке, Фёдоров рассказал, при каких обстоятельствах он познакомился с Коваленко – Кохом в той реальности, которая привела к уничтожению СССР и оккупации его фрагментов войсками НАТО.
Мы приведём этот рассказ от третьего лица, не изменив ничего существенного.
________________
Перегон.
Дойдя до входа в вокзал, Алексей Витальевич перехватил из руки в руку свою увесистую сумку и взглянул на часы, висевшие высоко над дверями.
– Осталось ещё почти 20 минут до отхода поезда,– подумалось ему.
Народ валом валил изо всех дверей. Видимо только что подошла электричка. Фёдоров подождал немного и, улучив момент, протиснулся со своим багажом в одну из дверей центрального входа. Лавируя между пассажирами прибывшей электрички, Алексей Витальевич устремился ко входу в тоннель, ведшему к путям. До последнего шестого перрона было более ста метров, и ему ещё раз пришлось сменить руку, уставшую от груза. Он поднялся на перрон и заметил, что здесь под крышей не мытых лет шестьдесят стёкол заметно прохладнее, чем под открытым небом. Июнь ещё только начался, но в городе было жарко и пыльно. Лишь на побережье, где все сезоны наступали с двухнедельным опозданием, царили свежесть и бодрящая прохлада под пекущим солнцем.
Фёдоров медленно шёл по перрону мимо пассажирок с тележками и сумками, о чём-то шушукавшимися между собой. Впрочем, он никогда не интересовался этой торговой публикой, занимавшейся мелкой контрабандой в Польше, относясь к ней с заметной брезгливостью. Наконец он увидел свой вагон № 265 „Калининград-Берлин“ и, кивнув польскому проводнику, прошёл на своё 51 место – самое дальнее от открытого вагонного входа. В такие поездки он всегда покупал билет второго класса и предпочитал нижние места верхним. Причин к тому было несколько. Дело конечно было не в удобстве и не в отдыхе – какой уж тут отдых, когда около 22 заканчивается пограничный и таможенный контроль на въезде в Польшу, а около 4 – начинается на выезде из неё! Зато, располагаясь на нижнем месте, удобнее было запирать дверь на замок и цепочку. Но – главное – непрошеным ночным посетителям не удалось бы без громкого шума добраться до денег, которые он всегда прятал на ночь в сумку под своей полкой. Пока что ему, правда, везло, но почти ежемесячно доводилось слушать всё новые и новые, нигде не публикуемые истории о незадачливых и непредусмотрительных ездоках в Германию, ограбленных на территории Польши.
Вот и сегодня, готовясь к поездке после большого, почти месячного перерыва, он собирал сведения о возможных нововведениях, которые могли бы осложнить его работу, и услышал рассказ о том, как неделю назад „на лебедях”, как называлась одна из заправочных станций в Польше, ограбили ночью калининградский автобус. А около месяца назад был дочиста обобран пассажир, ехавший в Германию в поезде и не побеспокоившийся о том, чтобы проверить дверные запоры в купе: в результате этой небрежности лишился не только денег (кстати – чужих), но и здоровья – газ, которым его, спящего обработали, оказался слишком зловредным.
Однако, подняв сиденье своего нижнего места, Алексей Витальевич опешил: места для сумки отсутствовало. Всё пространство было заполнено аккуратно уложенными литровыми картонными коробками, выглядевшими наподобие немецких молочных. Фёдоров опустил крышку на место, оправил постель и поставил свою сумку поверх неё. Переложив в карман рубашки паспорт и билет из внутреннего кармана пиджака, он повесил его на вешалку, достал из сумки дорожное чтиво и, раскрыв тоненький томик в бумажном переплёте, стал напряжённо размышлять над тем, как же следует поступить. Стороннему наблюдателю показалось бы, что пассажир полностью поглощён Гарднером и его излюбленным персонажем Мэйсоном.
Было совершенно ясно, что он оказался в купе, которое используется для контрабанды в Польшу довольно крупной партии алкоголя. Ясно также, что одним из главных лиц при этом является проводник-поляк. Алексей запер дверь и на мгновение вновь приподнял полку. Да, это действительно коробки с водкой. Он, правда, никогда такой расфасовки в продаже не видел, но это и не удивительно: спиртного он не пил и покупал его лишь в крайних случаях – когда нужно было рассчитаться с кем-то, кто предпочитал именно такой вид валюты – „жидкой конвертируемой“. Опустив полку на место и оправив постель, Фёдоров открыл замок. Только он успел вновь взяться за книгу, как в купе зашёл попутчик – развязного вида, что-то непрерывно жующий, стриженный почти „под ноль“ круглолицый молодчик. Одет он был в тренировочные штаны, кожаную куртку, обут – в кроссовые туфли, которые никак не подходили к куртке строгого делового покроя.
– Ну, ты куда едешь? – бесцеремонно тыкая и не поздоровавшись, неприятно растягивая гласные, спросил попутчик.
Алексей Витальевич оторвался на секунду от книги, которой якобы был увлечён, жёстко глянул на новоявленного попутчика и, промолчав, возвратил свой взгляд к книжному тексту. Помедлив секунду, Фёдоров закрыл книгу, нарочито медленно положил её на полку рядом с собой. Потом медленно перевёл взгляд на попутчика, стараясь придать ему возможно наиболее жёсткое выражение, и уставившись прямо в глаза попутчика, также медленно и предельно грубо произнёс: