Марсиане, go home!
Шрифт:
Глава 1
Время: вторник, 26 марта 1964 года, только-только начало темнеть.
Место действия: небольшая хижина, состоящая из двух малюсеньких комнат, кругом, в радиусе одной мили — выжженная пустыня. Ближайший населенный пункт — Индио, что в штате Калифорния, в ста пятидесяти милях юго-восточнее Лос-Анджелеса.
Единственный персонаж на сцене, после поднятия занавеса — Льюк Деверо.
Вы спросите, почему именно он? А какое это имеет значение? Почему бы и нет! В конце концов, надо же с чего-нибудь начинать. К тому же Льюк, будучи автором многочисленных научно-фантастических романов, в принципе должен, как
А теперь самое время представить и нашего героя. Ему тридцать семь лет; рост — около ста восьмидесяти сантиметров; что касается его веса, то нам только приходится позавидовать — шестьдесят пять кило! Голова покрыта густой рыжей шевелюрой, к которой, без всякого сомнения, уже давно не прикасалась расческа и которую можно было укротить только одним единственным способом — хорошенькой дозой специального фиксатора для волос… но нашему герою и в голову не приходила такая простая мысль. Ниже — бледно-голубые, как правило с отрешенным взглядом, глаза. Собеседнику от такого взгляда обычно неловко, поскольку он никогда не уверен, что визави, глядя на него, действительно его видит. Чуть ниже, прямо посередине продолговатого, вытянутого лица с не менее чем двухдневной щетиной длинный изящный нос.
На нашем герое сейчас (а это около восьми часов и четырнадцати минут по местному тихоокеанскому времени) белая, спортивного покроя футболка, на которой, прямо на груди алели четыре огромных буквы — Y.W.C.A. [1] , грязноватые брюки и сандалии, по которым уже давно соскучился сапожник.
Пусть вас не смущает надпись на майке Y.W.C.A. — Льюк никогда не был и не собирался становиться членом этой организации. Футболка раньше принадлежала Марджи, его то ли настоящей, то ли бывшей жене (Льюк на данный момент весьма смутно представлял свой семейный статут: развод состоялся семь месяцев тому назад, но официально решение суда вступит в силу только ещё через пять). Скорее всего, покидая семейный очаг, она просто забыла её среди вещей мужа.
1
Y.W. C. A. — Ассоциация девушек и молодых женщин-христианок (прим. переводчика).
А Льюк, редко носивший футболки в Лос-Анджелесе, обнаружил её только сегодня утром. Она пришлась ему впору — Марджи была внушительной комплекции. Так что, в конце концов, почему бы не поносить эту майку с денек здесь, в пустыне, а потом использовать как ветошь для протирки машины. Несмотря на сохранившиеся до сих пор хорошие отношения, было бы просто смешным попытаться вернуть Марджи её футболку. К тому же, она порвала всякие отношения с Y.W.C.A. задолго до того, как они развелись. И с тех пор никогда её не надевала. Кто знает, возможно, она нарочно оставила футболку в порядке шутки. Но Льюк сильно в этом сомневался, учитывая настроение, в котором Марджи покидала дом.
Да и что это за шутка, если Льюк нашел футболку при обстоятельствах, когда, находясь в сугубом одиночестве, мог позволить себе поносить ее! А уж если она рассчитывала, что наткнувшись на эту реликвию, Льюк впадет в меланхолию и чувство утраты побудит его мысли устремиться к ней, то она жестоко ошиблась.
С футболкой или без нее, он иногда и впрямь думал о Марджи, но без малейшего намена на меланхолию. В настоящее время он в очередной раз был влюблен, на сей раз в девушку, которая была полным антиподом Марджи. Ее звали Розалинда Холл. Она работала стенографисткой на киностудии Парамаунт. Льюк был от неё просто без ума! Втюрился, втрескался, офонарел от нее.
И этот факт в известной степени был связан с его присутствием в хижине, которая была удалена на многие километры от основных дорог. Сама хижина принадлежала его другу — Картеру Бенсону, писателю, как и он сам. Обычно тот удалялся в эти края на некоторое время, на несколько месяцев, когда немного спадала жара, и по той же самой причине, что заставила Льюка оказаться сегодня здесь — сбежать от городского шума, сконцентрироваться, найти очередной сюжет для нового романа — ведь, в конце концов, именно этим он и кормился.
Уже заканчивался третий день его пребывания в хижине, но в голову так ничего и не лезло. Его постепенно начало охватывать чувство полного одиночества, оторванности от всего мира: ни привычных ежедневных телефонный звонков, ни почты, ни единой живой души вокруг.
Хотя, сегодня во второй половине дня в его голове начали вырисовываться контуры, правда, не совсем ещё четкие, нового сюжета. Но сама идея была слишком абстрактной, почти неуловимой. Попытался, хотя бы схематично, зафиксировать её на бумаге, но ничего не получалось. Это было что-то концептуально расплывчатое, но все же нечто. Надеялся, что эта идея позволит ему сдвинуться с мертвой точки, выйти из того мерзкого творческого кризиса, в котором он оказался в Лос-Анджелесе.
Уже несколько месяцев ни одного слова, ни одной фразы. Он такого не помнил в своей многолетней карьере писателя. Все это его тяготило, он был на грани психического срыва. Да к тому же, издатель не оставлял его в покое: «достал» воздушной почтой из Нью-Йорка. При всяком удобном случае он напоминал ему о подписанном контракте — требовал сообщить, хотя бы рекламу будущей книги… этот постоянный вопрос о сроках, от которого его просто тошнило. Льюк понимал, что полученные им авансом пятьсот долларов, были веским аргументом в руках издателя… но все же…
Короче говоря, прижатый к стенке — что может сравниться с отчаянием писателя, оказавшегося в творческом кризисе! — он попросил Картера Бенсона, который в связи с контрактом в Голливуде вынужден был покинуть хижину на шесть месяцев, разрешить ему поселиться там вместо него, чтобы попытаться выйти из кризисного состояния в отшельничестве. Льюк собирался оставаться здесь до тех пор, пока окончательно не созреет сюжет новой книги, и только после этого вернуться в свои родные пенаты, где не спеша завершить работу над романом. Да к тому же там под боком у него будет Розалинда Холл, которую он в шутку называл своей музой.
Но вот уже третий день с девяти утра до пяти после обеда он ходил, словно маятник, туда-сюда, по маленькой комнате, стараясь собраться мыслями, сконцентрироваться, пытаясь быть спокойный… но, господи, были моменты, когда ему просто хотелось взвыть! По вечерам, прекрасно понимая, что бесполезно пытаться заставить свой мозг работать, он отдыхал, читая что-нибудь легкое, или просто пропускал несколько рюмок. А точнее — пять. Их как раз хватало, чтобы привести себя в хорошее настроение, расслабиться, не надираясь. При этом он соблюдал давно установившийся ритуал постепенно, не спеша, посасывал их до одиннадцати часов, и только потом ложился спать. Ничего нет лучшего в этом мире, чем регулярность… Это уж точно, но почему-то она до сих пор не очень-то оказалась для него продуктивной.