Марсиане (сборник)

Робинсон Ким Стэнли

– Заходи в любое время, – пошутила она, когда он, наконец, собрался уходить. Они рассмеялись, и он вышел, больше не оглядываясь.

Она медленно поехала назад в Лоу-Пойнт. На душе у нее было тепло. Она повидалась с Койотом, своим безбилетником. Своим другом.

Той ночью и во многие последующие она сидела в маленькой гостиной с Олегом, зная, что вскоре его бросит. Они съедали свой ужин, а затем она садилась на пол, по привычке прислоняясь спиной к стене, и они смотрели новости по «Мангалавиду», потягивая узо [14] или коньяк. Ее переполняли сильные, но смутные чувства – все-таки это была ее жизнь: вечера с Олегом, одинаковые неделя за неделей, год за годом, но вскоре этому предстояло закончиться навсегда. Их отношения разладились,

хотя сам он не был плохим человеком и им когда-то было хорошо друг с другом – уже почти пять лет, целая жизнь вместе. Но скоро это должно было закончиться. И она чувствовала печаль за Олега и за себя – просто за эту потерю времени, за крушение одной жизни вслед за другой. А что, сам Андерхилл уже исчез навсегда! Хоть в это и было трудно поверить. Сидя теперь в этом маленьком мирке, что они построили себе с Олегом и вот-вот собирались разрушить, она ощущала такую боль, какой не чувствовала никогда. Даже если она не бросит его, все разрушится и так – ведь больше никогда не будет вечеров, когда она не ощутит этой меланхолии, этой ностальгии по ускользающему настоящему.

14

Национальный греческий крепкий спиртной напиток.

Многие годы спустя она помнила это болезненное время очень отчетливо, будто в каком-то смысле покинула свое тело и наблюдала за собой со стороны. Даже удивительно, насколько значительными могли быть иногда такие тихие моменты, как она чувствовала их силу, будто находясь в эпицентре бури, которую создала сама, – и все это происходило так быстро, что она жила, практически ничего не осознавая.

И когда они с Джоном прошли терапию и возобновили свои отношения, все стало хорошо, как никогда. Но потом его убили, восстала и пала революция – для нее эти события происходили будто во сне – в кошмаре, где сильнее всего пугала ее неспособность должным образом воспринимать окружающий мир. Она присоединилась к Фрэнку и изо всех сил старалась сдержать надвигающуюся бурю, но та наступила все равно. Десмонд появился из дыма на поле боя и спас их во время падения Каира, и она вновь увидела Мишеля. Они пустились в отчаянное бегство по долинам Маринер, и тогда утонул Фрэнк, а остальные скрылись в ледяном убежище на дальнем юге – и все это происходило с такой быстротой, что Майя едва успевала что-то понимать. Лишь потом, в долгих сумерках, когда она жила у Хироко, – все обрушилось на нее сразу – скорбь, ярость… тоска. Вместе со случившимися несчастьями пропали и многие люди. Времена, когда она была полна жизни, пусть и не осознавая это, теперь прошли и остались только в воспоминаниях. Она ощущала происходящее лишь потом, когда это уже не приносило ей никакой пользы.

И так, будто в спячке, Майя провела в Зиготе несколько лет. Она учила детей и не обращала внимания на Хироко и остальных взрослых. По сравнению со всеми ними даже бездушный вид Сакса раздражал ее меньше. И она жила в своей круглой комнате на бамбуковом дереве, держась сама по себе, и учила юное поколение эктогенов.

Однако время от времени к ним захаживал Койот, так что у нее был хоть кто-то, с кем можно было общаться. Когда он появлялся, она улыбалась и вновь наполнялась жизнью. Тогда они выходили гулять по берегу озера вдоль рощицы Хироко, к реактору и обратно, ступая по замерзшему колосняку. Он рассказывал ей о том, что происходило в остальном подполье, она ему – о детях и тех членах первой сотни, кто еще был жив. Это был их собственный маленький мир. Как правило, они не спали вместе, но раз или два сделали это, просто поддавшись нахлынувшим чувствам, следуя своей дружбе, которая означала для них нечто большее, чем просто физическое совокупление. Потом он уходил, не прощаясь больше ни с кем другим.

А однажды покачал головой:

– Тебе не стоит ограничиваться только этим, Майя. Вокруг тебя – огромный мир, который ждет, когда ты предпримешь следующий шаг.

– Он может подождать и еще.

В другой раз спросил:

– Почему бы тебе не сойтись с мужчиной?

– С кем?

– Это тебе лучше знать.

– То-то и оно.

Больше он к этой теме не возвращался. И никогда не вмешивался.

Затем Сакс уехал в то место, которое Десмонд называл полусветом, и Майю это обеспокоило и, чего она сама не ожидала, опечалило. Она считала, что Саксу нравилось учить детей вместе с ней. Хотя по нему, конечно,

сказать было трудно. Но в том, что он изменил лицо, чтобы уехать из Зиготы на север, она чувствовала некий упрек. Она чувствовала себя лишь крохотной частичкой его планов, которая осталась одна в этом убежище, когда вокруг был целый мир, непрерывно меняющийся. К тому же она скучала по нему – по его сдержанности и странному образу мыслей, будто он был большим гениальным ребенком или представителем иного, родственного человеческому вида приматов – Homo scientificus, «человек ученый». Она скучала по нему. И постепенно приходила к ощущению, что для нее настал час выйти из спячки и начать новую жизнь.

В этом ей помог Десмонд. Он заявился после необычно долгого отсутствия и попросил Майю уйти с ним.

– Прилетел человек из «Праксиса», с которым я хочу поговорить. Ниргал думает, он может быть кем-то вроде посредника, но я точно не уверен.

– Давай, – согласилась Майя, довольная предложением.

Собрав вещи за полчаса, она была готова уйти навсегда. Подошла к Наде и попросила ее сказать остальным, что уходит, и та кивнула:

– Хорошо-хорошо, тебе это правда нужно. – Она всегда была для нее как сестра и ко всему подходила ответственно.

– Да-да, – резко ответила Майя. Когда она вышла в гараж, увидела Мишеля, который собирался выйти в дюны, и окликнула его. Он покинул Андерхилл не попрощавшись, и с тех пор она не могла этого забыть, так что отвечать тем же Майе не хотелось. Она вышла к тому месту, где начинались первые дюны.

– Я ухожу с Койотом.

– Ну вот, еще и ты! Вернешься?

– Посмотрим.

Он пристально посмотрел на нее.

– Что ж, хорошо.

– Тебе тоже стоит отсюда выбираться.

– Ну… теперь-то, наверное, да.

Он смотрел на нее с серьезным, даже важным видом. «Может, это с Мишелем как-то были связаны дела Десмонда?» – подумала она.

– Как думаешь, пора? – спросил он.

– Пора для чего?

– Для нас. Чтобы уйти отсюда.

– Пора, – решилась она.

И она ушла на север с Койотом, чтобы по каньонам и равнинам выйти к экватору западнее Фарсиды. Увидеть всю эту природу снова было здорово – не нравилось ей только пробираться тайком. Они нырнули под упавший провод лифта в ледниковом регионе на полпути к западной Фарсиде и еще два дня спускались на запад вдоль него. Они увидели огромное мобильное сооружение, которое следовало вдоль провода и перерабатывало его, нагружая вагонетки, уезжающие затем в Шеффилд.

– Смотри, он в машине, – заметил Десмонд. – Идем туда.

Майя увидела, как Койот деактивировал дверь в сооружение, и подошла к незнакомцу, который пытался открыть дверь, готовая к чему угодно. Затем Койот осторожно подобрался к человеку, нервно стучащему по двери, и произнес шуточное приветствие:

– Добро пожаловать на Марс!

Точнее и не скажешь. Один только взгляд на незнакомца – и Майя поняла: он знал, кто они, и его отправили встретиться с ними и вернуться с отчетом к своим хозяевам на Земле.

– Он шпион, – сказала она Десмонду, когда они остались одни.

– Он посредник.

– Ты-то откуда знаешь?

– Ладно-ладно. Но будь с ним осторожна. Не груби.

Но потом они узнали, что Сакса поймали. Осторожность была напрочь забыта – и Майя многие годы о ней не вспоминала.

Десмонд превратился в какую-то другую версию самого себя, всецело сосредоточенную на спасении Сакса. Просто таким он был другом и любил Сакса так же сильно, как любого другого из своих друзей. Майя смотрела на него с некоторым страхом. Затем, пока они ехали к Касэю, к ним присоединились Мишель с Ниргалом, и Десмонд, даже не глянув на нее, приказал ей при нападении на охранный комплекс сесть в машину Мишеля. Вскоре она увидела, что он прав: именно с Мишелем ей было сейчас хорошо.

Это заставило ее задуматься. Мишель и вправду был ей родственной душой – и во многих отношениях самым близким другом, еще со времен Антарктиды. Когда-нибудь она простит его и за то, что ушел из Андерхилла, не сказав ей. И еще он был одним из тех, кому она доверяла. И кого любила – так сильно, что Десмонд смог это заметить. Но что думал Мишель, она, конечно, не знала.

Поэтому она решила это выяснить. Пока они сидели в своей замаскированной машине и ждали предреченной Десмондом бури, она взяла Мишеля за руки, потом сжала его так крепко, что сама испугалась за его ребра.