Марсианское зелье (сборник)

Булычев Кир

Вечером, часов в шесть, старшина милиции Пантелеймонов ввел во двор старика Ложкина. Ложкин стеснялся неожиданной скандальной славы, отворачивался от взглядов и возгласов соседей и делал вид, что ведут вовсе не его, а кого-то другого.

Старшина Пантелеймонов вел за собой ложкинский велосипед с погнутым передним колесом.

– Матрена Тимофеевна! – воскликнул он, становясь посреди двора. – Принимай своего хулигана.

– Что такое, что такое? – Старуха Ложкина высунулась по пояс из окна на втором этаже. –

Быть этого не может.

– Ну зачем вы так, – сказал Ложкин милиционеру укоризненно. – Люди же смотрят.

– А это и есть гласность закона, – заявил старшина. – И профилактика.

– Чего он натворил-то? – спросил Корнелий Удалов. – Может, на поруки брать пора?

– Нет, мы его так отпустим, – сказал Пантелеймонов. – Он на козу на велосипеде наехал, травму ей нанес, а потом скрылся с места происшествия. Пришлось чуть ли не городской розыск объявлять, да хорошо, что свидетели нашлись. Теперь будет штраф платить.

– Нечего козам на проезжей части делать, – пробурчал Ложкин.

Но тут выбежала из дому его жена, приняла старика с велосипедом, а старшина Пантелеймонов ушел.

На следующий день Грубин без особого дела ошивался с семи часов во дворе, ждал, когда Удалов-младший пойдет в школу.

– Поджидаешь, дядя Саша? – спросил лукавый мальчуган. – А говорил, что Ложкина арестовать нельзя.

– Оказывается, можно, – признал Грубин. – Так что ты сегодня во сне смотрел?

– Не беспокойся, – успокоил Грубина Максимка. – Тебя не касается.

– Но интересно же с научной точки зрения.

– Какая же может быть научная точка зрения на Ваську Борисова? – удивился Максимка.

– Так что же будет с Васькой Борисовым?

– А ничего, – огрызнулся Максим и пошел к воротам.

– И не мечтай. – Грубин в два шага обогнал молодого человека и вынул из кармана яблоко «джонатан».

Максимка улыбнулся:

– Угостить хотите? Так я уже завтракал.

Он ловко обогнул Грубина и продолжил путь к воротам, но потом сжалился и сказал:

– Кидайте яблоко. Ваську Борисова по английскому вызовут, а он будет стоять и глазами хлопать. Так ему и надо… отличнику.

Грубин довольно долго стоял посреди двора и думал. Он уже почти не сомневался в том, что неизвестный ему Васька Борисов сегодня из школы без двойки не уйдет. Но как объяснить странное явление природы, проявившее себя в скромном доме шестнадцать по Пушкинской улице? Ведь чудес не бывает, сказки также в большинстве случаев оказываются ложью или имеют под собой естественное основание. А что делать с вещими снами?

Грубин обратил внимание на то, что окно в квартире профессора Льва Христофоровича Минца, временно проживающего в городе Великий Гусляр, распахнуто. Перед окном профессор делал утреннюю зарядку.

– Лев Христофорович, – спросил Грубин, – как бы вы объяснили вещие сны?

– Вещих снов не бывает, – ответил

профессор Минц, и тут же голова его исчезла за подоконником, потому что он сделал приседание.

– Теоретически, – сказал Грубин. – Чисто теоретически. Если бы вещие сны были.

– Рассмотрим, – голова профессора возникла вновь, – теоретическое предположение.

Голова исчезла. Грубин ждал.

– Все ясно, – сообщил профессор, закончив упражнение. Он глубоко дышал, разводил руки в стороны. – Я бы – ух – сказал – ух, – что мы имеем дело – ух – с временным сдвигом – ух. Понятно?

– Нет!

– Субъективное время при вещем сне движется быстрее, чем объективное. – Профессор растирал себя махровым полотенцем, и луч весеннего солнца ослепительно отразился от его потной лысины. – Субъект во время вещего сна движется по оси времени поступательно и, естественно, заглядывает в будущее. Затем просыпается и возвращается в обычное состояние. Проще пареной репы. Когда-нибудь напишу об этом статейку. Практического значения не имеет, но парочку интересных уравнений я в этом усматриваю. Спасибо, Саша.

– И никакого практического значения?

– Ровным счетом никакого.

Профессор исчез – ушел готовить себе завтрак, а Грубин чуть нахмурился. Он не стал говорить Льву Христофоровичу о своем открытии – победила свойственная Грубину деликатность. Не хотелось ему раньше времени травмировать ребенка, подвергать его излишнему вниманию науки. Вместо этого Грубин направился к Корнелию Удалову, чтобы поговорить с ним как с отцом феномена.

Отец феномена как раз спускался по лестнице, направляясь в контору. Грубин предложил:

– Я провожу тебя, Корнелий.

Корнелий удивился, но возражать не стал.

Когда друзья вышли на улицу, Грубин спросил:

– Что будем с Максимкой делать?

– Опять чего набедокурил? – Удалов встревожился – неужели с раннего утра неприятности по семейной линии?

– Я о том, что ему снится, – сказал Грубин.

– Как он про хоккей угадал?

– И другое. Я тебе должен глаза открыть. Вчера утром он мне неприятность с Ложкиным предсказал. Включая милиционера.

Друзьям бы обернуться, посмотреть, не идет ли кто сзади. Ведь беседа не предназначалась для чужих ушей.

Но они были так увлечены, что не заметили старуху Ложкину, которая все услышала и примчалась домой в заметном озлоблении.

– Николай, – заявила она, – все твои вчерашние несчастья были подстроены.

– И без тебя знаю, – сказал Ложкин. – Кто, кроме моих врагов, мог так умело козу на проезжую часть выпустить? Я вот сейчас сижу и думаю: кто? Может, наш бывший старший бухгалтер?

– Нет, не старший бухгалтер, – возразила Ложкина. – А твои дорогие соседи Удаловы.

– Ну чего ты мелешь? Они даже козы не имеют. Не говоря об отсутствии на месте события.