Марта Квест
Шрифт:
Марта медленно поплелась домой, решив пройти кратчайшим путем — вдоль изгороди, через маисовые поля. Земля была сухая, точно утрамбованная, вся в трещинах от засухи, — ногам Марты было больно ступать по ней в неудобных сандалиях, которые были красивы на вид, но мало пригодны для ходьбы. Она с трудом поднялась на холм и прошла прямо к себе, чтобы немного собраться с мыслями, прежде чем встретиться с родителями — точнее, с матерью, ибо встреча с отцом была равносильна попытке привлечь внимание рассерженного
Увы! Ни мечтаний, ни решений… Очутившись у себя в комнате, Марта почувствовала лишь злость и обиду — она была зла на всех окрестных жителей, на мистера Макферлайна, на Марни, которая теперь обязательно «забежит», чтобы снять фасон платья.
Миссис Квест вошла с керосиновой лампой — было уже темно.
— Ты дома, девочка? — воскликнула она. — А я так беспокоилась! Почему же ты не сказала мне, что вернулась?
— Как видишь, со мной ничего страшного не произошло: цела и невредима и все еще девственница.
— Дорогая моя… —начала было миссис Квест, однако, спохватившись, умолкла и повесила лампу на стену. Пламя заколебалось, мерцая синеватыми отблесками, потом разгорелось и залило приятным желтоватым светом неровную штукатурку вплоть до самых стропил, где в тени поблескивал виток потускневшей от времени проволоки. — Как ты добралась домой? — осторожно спросила миссис Квест.
— Пешком, — вызывающе ответила Марта и даже почувствовала некоторое разочарование, когда миссис Квест ни словом не отозвалась.
— Ну, поторапливайся, сейчас будем ужинать.
Марта послушно последовала за матерью и вдруг, неожиданно для самой себя, небрежно бросила тоном легкомысленной девчонки:
— Этот мерзкий старикашка Макферлайн вздумал было заигрывать со мной.
Она взглянула на отца, но тот медленно крошил хлеб, словно соразмеряя свои движения с течением своих мыслей, зато миссис Квест поспешно выпалила:
— Какая ерунда! Ты все это вообразила. Он не мог себе этого позволить.
Намек на то, что она слишком молода для такого рода ухаживаний, побудил Марту добавить:
— А потом в нем заговорила совесть, и он предложил мне десять шиллингов.
Взглянув еще раз на погруженного в свои мысли отца, она смущенно хихикнула, а миссис Квест сказала:
— Ну, уж он знает, как себя вести. Он очень порядочный человек.
— Порядочный? — язвительно заметила Марта. — А в деревне полным-полно его ребят!
— И зачем ты слушаешь всякие сплетни! — торопливо перебила ее миссис Квест, бросив взгляд на служанку, подававшую блюдо с овощами.
— Да ведь это всем известно. И потом ты же сама говорила об этом миссис Макдугал.
— Ну, это еще ничего значит, и я, право, не думаю…
— Лицемеры проклятые! — сказала Марта. — Болтают всякую
— Дорогая моя! — воскликнула миссис Квест, бросив отчаянный взгляд в сторону невозмутимой служанки. — Подумай, что ты говоришь!
— Ну конечно, тебя только это и заботит. Лишь бы вся ложь и безобразие были скрыты, а там…
Миссис Квест вскипела, повысила голос, и — сражение началось: мать и дочь высказали друг другу все, что уже было высказано много раз; они кричали, перебивая одна другую, пока поднятый ими шум не заставил мистера Квеста гаркнуть:
— Да замолчите вы обе!
Мать и дочь с облегчением посмотрели на него: можно было подумать, что они только этого и добивались. Но мистер Квест больше не промолвил ни слова. Бросив на них взгляд, полный недоумения и отчаяния, он опустил глаза в тарелку и продолжал есть.
— Ты слышала, что сказал отец? — лицемерно спросила миссис Квест.
Марте было и больно и страшно оттого, что отец и мать объединились против нее, и она выкрикнула:
— Эх вы! Готовы на что угодно пойти, лишь бы все было шито-крыто, а еще христиане! Ну что вы делаете на самом деле?..
Но она тотчас устыдилась детской наивности своих слов. Впрочем, то, что мы говорим, обычно бывает намного мельче того, что мы думаем; а Марте казалось, пожалуй, самым обидным, что родители до сих пор смотрят на нее как на малое дитя, хотя она давно уже выросла. Вот и этот разговор потому так ужасает ее родителей, что свидетельствует о чрезмерном ее развитии. Но слова Марты все же пробили защитную броню, за которой прятался ее отец, ибо он поднял голову и со злостью объявил:
— Ну что ж, если мы такие плохие и тебе не терпится жить по-своему, можешь убираться на все четыре стороны. Пошла вон! — гаркнул он, возбуждаясь от собственных слов. — Пошла вон, убирайся и оставь нас в покое!
Марта в ужасе затаила дыхание: ведь собственный отец выгоняет ее из дому — ее, семнадцатилетнюю девушку! Но где-то внутри она понимала, что его слова — плод эмоциональной разрядки и обращать на них внимание не следует.
— Очень хорошо, — зло сказала она, — я уйду.
Марта и ее отец смотрели друг на друга через стол — мать сидела на своем обычном месте во главе стола. Две пары темных, гневных глаз словно впились друг в друга; мистер Квест первый опустил голову и виновато пробормотал:
— Я просто не могу больше выносить эти вечные ссоры, ссоры, ссоры! — И он с капризной раздражительностью швырнул на пол салфетку. Служанка тотчас нагнулась, подняла ее и подала хозяину. — Благодарю, — автоматически произнес мистер Квест, снова расстилая салфетку на коленях.