Мартин Борман. Неизвестный рейхслейтер. 1936-1945
Шрифт:
Борман преуспел также в овладении другой, менее определенной формой власти. Она не будет оформлена до 12 апреля 1943 года, когда он получит официальное назначение в качестве секретаря фюрера. Титул секретарь фюрера звучал скромно. Но Бормана титулы не занимали. Он был озабочен реальной властью. А решающее значение должности секретаря фюрера в диктатурах типа Третьего рейха едва ли можно переоценить. Обладатель этой должности имел гораздо больше влияния, чем любой рейхсмаршал, министр иностранных дел, фельдмаршал или рейхсфюрер СС. Ведь фюрер был высшим авторитетом в нацистской Германии. Источник этой власти нельзя определить в разумных понятиях, он покоился на убеждении в том, что фюрер обладает качествами, недоступными обычным людям.
За спиной Гитлера продолжалась борьба за власть между различными партийными функционерами, учреждениями и фракциями, между военным министерством, министерством
Но для того чтобы встретиться с Гитлером и вынести предложение, требующее его решения, необходимо было связаться с Борманом. Именно он, не имевший вначале официальной власти, а затем ставший секретарем фюрера, решал, с какими докладами следует ознакомиться Гитлеру и с какими людьми ему нужно встретиться. Борман присутствовал почти при всех встречах, а затем формулировал на их основе рекомендации, считавшиеся рекомендациями фюрера.
Другие лидеры нацистов стали бояться и ненавидеть Бормана. Они не знали, что он докладывает о них фюреру или какой из их проектов он счел достойным внимания фюрера. Те же, кто впал в немилость к Борману, с успехом отстранялись от источника высшей власти.
Для тех народов, которым еще предстояло попасть под оккупацию гитлеровцев, Борман был еще более зловещей фигурой. Он не был тем помощником, который готов умерить военные авантюры или жестокие расовые идеи фюрера. Конечно, если бы Борман попытался это делать, то вряд ли удержался бы на своем посту. Но имеется свидетельство того, что Борман не был карьеристом, одержимым лишь амбициями и стремлением добиться личной власти. Он был искренне и фанатично предан тому, что требовала идеология национал-социализма и его вождь, Адольф Гитлер.
Эта идеология полагала, что главной целью природы, а следовательно, и человеческой деятельности является производство и усовершенствование биологически более высоких форм жизни. Наиболее ценные расы человечества должны умножаться и продвигаться. Здесь Борман внес личный вклад: они с женой постепенно произвели на свет десять детей.
Дети Бормана представляли одну из двух основных расовых групп, признававшихся нацистами, — расу арийцев, в которую входили скопом германские и нордические народы. Для нацистов, подобных Борману, вторую группу составляли все другие расы, такие как монголоидная, негроидная, семитская и славянская, которые объявлялись низшими, пригодными лишь для обслуживания арийцев. (Автор дает неверную информацию по поводу славян. Славяне, как и германцы, происходят из одного индоевропейского края. Немцы, в частности, проводили широкую программу онемечивания польских детей. Многие аристократические семьи Пруссии имели славянские корни (например, фон Белов). У самого Гитлера имелась чешская кровь (Непомуки). Планировалось «расово чистых» славян онемечить, остальных (с примесями) — уничтожить либо использовать в нужных немцам видах деятельности. Этой части населения планировалось давать минимальное необходимое образование, поддерживать нездоровый и распутный образ жизни — водка, табак, пропаганда противозачаточных средств и т. д. — с целью постепенного (в течение нескольких поколений, примерно ста лет) вымирания, освобождая землю для германцев. — Ред.) В частности, евреи считались заклятыми врагами и подлежали уничтожению.
Как упоминалось ранее, Борман дал выход своим антисемитским настроениям еще в 1920 году, когда вступил в обскурантистскую организацию под названием Объединение против засилья евреев. Теперь в должности главы канцелярии нацистской партии он получил возможность потешить свой давний предрассудок в прямой и зловещей форме. У него также был шанс потешить свою неприязнь к христианству. Как и многие нацистские лидеры, Борман называл себя gottgl"aubig, верующим в Бога, но врагом церкви. В 30-х годах, даже в качестве официального функционера обскурантистской партии, он делал все возможное для преследования католиков и протестантов. Он презирал христианство, как коррупционную и расслабляющую силу, которая мешает воспитанию нового человека с нордическим характером.
Одним из первых шагов Бормана после назначения главой канцелярии нацистской партии было направление своему гаулейтеру 6 июня 1941 года секретной директивы «Отношение национал-социализма к христианству», в которой он выразил свой взгляд на этот вопрос.
«Национал-социалистическое и христианское учения непримиримы, — разъяснял Борман в своей грубоватой и тяжеловесной бюрократической манере. — Христианские церкви опираются на неопределенность человеческих существ и пытаются прйвить эту неопределенность возможно
За этой директивой не последовали какие-нибудь особые рекомендации в плане ее выполнения. Потому что экстремизм Бормана обернулся большим промахом. Фюрер не хотел прибегать к принуждению, когда миллионы солдат и офицеров были еще привержены к различным церквям. Реализации идей Бормана, которые Гитлер разделял, пришлось дожидаться установления нацистского «нового порядка» в Европе.
Полный текст директивы Бормана каким-то образом стал известен церковным властям, что вызвало раздражение рейхсминистра пропаганды и общественного просвещения. Прагматичный Геббельс записал в дневнике: «Наши зарубежные враги, к сожалению, получили доступ к циркулярному письму Бормана по вопросу о церкви. Почему вообще Борман в такое время делает заявление по этому вопросу? Это отнюдь не проблема чрезвычайной важности, от которой зависит успех войны».
Этот инцидент лишь послужил очередным свидетельством экстремизма Бормана. Ирония состоит в том, что это качество вредило самим нацистам. Если Гитлеру сопутствовали продолжительное время успехи, он действительно нуждался в близком советнике, который мог бы, по крайней мере, умерить его собственный радикализм. Даже если бы такой советник продержался на своем месте недолго, он все же мог бы предостеречь фюрера относительно непрактичности жестокого обращения с «неполноценными» народами и немедленного осуществления расовых и религиозных идей нацистов. Жестокость лишь провоцировала сопротивление и потерю людей, которых с большей пользой можно было употребить для других целей. Более важную проблему представляли серьезные изъяны в военном положении нацистской Германии накануне начала реализации плана «Барбаросса», которые уменьшали шансы успеха операции.
Ни экономика Германии, ни ее вооруженные силы не были готовы к продолжительной войне. Великобритания все еще держалась, между тем люфтваффе были отвлечены от нанесения воздушных ударов по Англии из-за подготовки подавляющей части авиации к вторжению в Россию. Королевский флот оставался сильным и боеспособным. Большое количество оружия поступало в Великобританию из нейтральных Соединенных Штатов.
Операция «Наказание» («Расправа»), нацистский удар по Югославии, послужила причиной отсрочки начала осуществления плана «Барбаросса». Были потеряны четыре-пять недель хорошей погоды, решающее условие для эффективности стратегии блицкрига. А нападая на своего русского союзника, немцы сталкивались с населением, численность которого превосходила их собственную численность в соотношении три к одному. (Сильное преувеличение. Население СССР в июне 1941 года составило около 195 миллионов.
Население Германии с Судетами и Австрией, Эльзасом и Лотарингией было не менее 85 миллионов. Население Германии и оккупированных стран к июню 1941 года — 117,3 миллиона (в 1937 году было 66 миллионов). Плюс население прямых союзников Германии, напавших вместе с ней на СССР (Финляндия, Румыния, Венгрия, Словакия, Хорватия). Плюс добровольцы со всей оккупированной Европы. Реально нашей стране, как и в 1812 году, пришлось сражаться почти со всей Европой. — Ред.)
Теперь, когда Гитлер приобрел так много за столь малую цену, он мог бы извлечь пользу из совета умерить свое стремление к захвату большего жизненного пространства для германского народа на востоке, отсрочить на более благоприятное время авантюру, которая должна была «заставить мир затаить дыхание».