Мартин Заландер
Шрифт:
Нетти пробормотала что-то неразборчивое, Зетти пришла на помощь и подтвердила предположение матери, что демократ Юлиан желает видеть браслет, когда находится дома.
— Что же он не появляется? Отлучился никак? — спросил отец.
— Он с раннего утра ушел в верхний лес, — отвечала Нетти, — птиц ловит, иной раз проводит там полдня, а то и целый день. Ловит во множестве и мелких пташек, любит зажарить их и съесть.
— Твой тоже птиц ловит? — спросил Мартин у старшей дочери.
— Нет, рыбу!
— Слава Богу, это
Дочери чуть вздрогнули от резких слов, и мать, заметив это, сказала младшей:
— Ты могла бы немного погодя угостить нас хорошим кофейком, чтобы мы посидели без спешки; нам хочется вдоволь потолковать!
Разговор за кофе превратился в коллективное совещание, в котором супруги нотариусов участвовали вполне разумно и спокойно, мало-помалу привыкнув к обществу друг дружки, коего так страшились. На глазах у родителей, движимых лишь тревогою за них обеих, это оказалось легче, чем они думали.
Для Мартина и Марии Заландер речь шла первым долгом о том, не забрать ли дочерей к себе прямо сейчас или подождать, что покажет время. Собственно говоря, молодым женщинам жилось неплохо, в домах мужей никто их не терзал; сотни женщин были бы рады хоть недельку поносить такие наряды, как у них. Беда в другом — они утратили любовь к близнецам-нотариусам, а те даже не почувствовали или не обратили внимания. И в этом еще ярче обнаруживалось их внутреннее убожество, от растаявших мечтаний жен остались лишь пустые призраки.
Напрашивалось подозрение, что призраки эти обращались бы с женами грубо и скверно, не будь те дочерьми богатого человека; точнее говоря, ожили давние сомнения, уж не были ли они изначально предметом расчета для бессердечных, а вдобавок незрелых юнцов, жертвою коего пали по причине слепого своенравия. Теперь же обе соглашались принять свою судьбу и радоваться, коли об этом не станут говорить, пока не добавится что-нибудь похуже; а коль скоро они возобновили связи с родителями и между собою, то надеялись, что могущество времени научит их нести свою долю, которая у многих женщин ничуть не лучше.
На это родители пока что ничего возразить не могли. О каком-либо воздействии на молодых мужей и речи нет, ведь неоткуда им взять то, чего они не имеют, и ухватиться тут не за что. Вот и ограничились отец с матерью тем, что укрепят дочерей, чьи идиллические грезы так жестоко разбились, в похвальном стремлении проявить терпеливость и обещают им на всякий случай защиту и поддержку. Но прежде всего потребовали, чтобы дочери отныне как можно чаще навещали своих родителей, поодиночке или вместе, как получится, не позволяя себя удерживать. Дочери охотно дали такое обещание и решили, что и друг дружку будут вновь навещать, сколько пожелают.
Тут совещание закончилось, потому что пришел Юлиан. Он с удивлением поздоровался, заставши столь многочисленное общество, и весьма сожалел, что именно в этот день отправился в лес. Затем забрал вещи у крестьянского мальчишки, который нес его сумку с провизией и ягдташ.
— На счастье, — воскликнул Юлиан, — я по крайней мере принес кое-что к ужину! Глоточек кофе для меня найдется, госпожа советница? Н-да, вас здесь целых три, вы с легкостью одержите верх над нами, двоими мужчинами! Вот, я хотел сказать, здесь кое-что для жарки, что вскорости и будет сделано, надобно только ощипать! Этим я займусь сам!
Он вытряхнул на стол содержимое ягдташа: больше трех десятков бедных пташек со свернутыми шейками и потухшими бусинками — глазками; серые дрозды, дрозды-рябинники, жаворонки, зяблики и многие другие лежали, словно мертвые человечки, вытянув окоченевшие лапки и скрючив коготки.
— Вы увидите, мама, на вкус они сущий марципан, коли хорошо приготовлены, мягонькие! Я сам прослежу. Сало на кухне найдется, жена?
— Пожалуйста, дорогой зять, не спешите! — сказала г-жа Заландер. — Мы с мужем ужинать не будем, мы совершенно сыты и намереваемся успеть на последний поезд.
— Но сударь мой Юлиан, — вмешался Мартин, — разве вы не знаете, что охота на певчих птиц под запретом? Вы же член Большого совета!
— Да ведь я, любезный отец, не охотился, я ставил силки, а несколько зябликов вообще попались случайно. И между прочим, ни один лесной охранник не посмеет ко мне подойти!
— Равенство перед законом, не так ли? — отвечал Заландер на речи Юлиана, который явно намекал, что защищен своей чиновной репутацией, правда, намекал весьма неуклюже.
— Ну что ж, кто захочет, тот и поест, я велю их зажарить, потому что проголодался! — сказал Юлиан, допивая налитую женой чашку кофе. Потом собрал птичек за ножки, по пять-шесть штук меж двумя пальцами, и с этими висячими птичьими букетами ушел на кухню.
Когда несколько времени спустя тесть с тещей и Зетти собрались уходить и шли через переднюю, он выбежал из кухни попрощаться, в белом переднике, с ножом в одной руке и ощипанной и разделанной пичужкою в другой. Кивнув на окровавленные пальцы, он извинился за невозможность попрощаться как подобает — остается, мол, предложить правое запястье либо локоть.
Уходящим пришлось вместо рукопожатия коснуться согнутого локтя и слегка его встряхнуть.
Жена его, Неттхен, очень смутилась и, сделав вид, будто не замечает неотесанности прожорливого молодого супруга, быстро прошла вперед; г-жа Мария подивилась, как быстро оба близнеца огрубели, и подумала, что со временем они превратятся в весьма бестактных и бесчувственных филистеров.
Мартин Заландер истолковал полученные впечатления в иную сторону. Дочери Нетти, которая решила проводить родителей и сестру на станцию, он сказал: