Мартиролог. Дневники
Шрифт:
Сегодня получил три письма и две телеграммы по поводу «Зеркала»: из Горького, Новосибирска, Свердловска. Два письма чудовищно безграмотные и ругательные. Одно было безграмотное, но благодарственное. Телеграммы от целых коллективов и поздравительные.
«„Зеркало“ — антимещанское кино, и поэтому у него не может не быть множества врагов. „Зеркало“, религиозно. И конечно, непонятно массе, привыкшей к
Может быть, ответить кому-нибудь на ругательное письмо по поводу «Зеркала»? А зачем? Чтобы убедить неграмотного, низко чувствующего человека, что он неправ? Чтобы доказатьсебе, что я прав? Для того, чтобы воспитать кого-то? Все это не мое дело. А мое дело — заниматься тем, что Бог дал, несмотря на ругань. Во все времена была ругань, темнота, снобизм. Я не думаю о себе слишком восторженно — просто надо нести свой крест. А была ли это насмешка, или я был прав — время укажет.
Толстого не может читать и любить человек эгоистический. Толстой враждебен ему. Правда, он может, обманывая себя, думать, что только он понимает Толстого.
Май-июнь 1976
Тонино привез мне камеру — звуковую, 8 мм.
Говорили с Тонино. Фильм: диалог —
Он: Обо всем, что важно, что любит, что ненавидит.
Я: То же самое.
1. Снимать у меня в деревне.
2. У него в деревне.
Монтировать, инсценируя мысли. Предисловие для книги сценариев (2 лучших) «Рублев» и «Зеркало».
1. Снимки деревни.
2. Рассказ о Тяпе, идущем к леснику.
3. Тяпа рассказывает сон.
4. О Риме и Париже.
5. О Граде.
6. Как Лариса строила дом.
7. О Кино. «Кино» и «Философия».
8. Рассказ о «Соколе» и котенке.
9. Рассказ о ласточке, строящей гнездо.
10. Что такое диалог. Для чего он.
11. Одиночество.
(Подарить Тонино медальон (о Лоре) и просить не открывать его, а когда прочтет, поймет, что она ему не пара.)
12. Об иностранце в чужом городе: начало «Путешествия по Италии».
Диалог. Конфликт.Любовь — это — бросить одного ради другого, или ради себя. Все равно конфликт. И диалог. Жертва — единственная форма существования личности.
Если бы границы не существовало, мы (Россия) бы победили безбрежно. Не ради строя. Ради идеи. Ибо мы уважаем идеи. Живем ради идеи. А «немцы» идеи — создают. Когда я «живу» идеей, я ее, конечно, и создаю. А немцы, конечно, не живут ею. Им достаточно создать. В этом разница.
Бросить кино ради 8 мм (жить сценариями).
Когда меня «разрешат».
Мне скучно будет снимать «Сталкера», хотя я знаю как.
Мне скучно будет снимать «Идиота».
Я хочу истины собственной.
Мне скучно будет снимать «Гофмана», хотя я его написал, —
Предмет, изображенный в произведении, не может быть символом истины. «Истиной» может быть метод, способ, «как».
Пора бросать кино. Я созрел. Начать с книги о детстве (войдет сценарий «Белый день»). Как сожгли свинью — родившийся эпизод из «пряников», как у меня отняли лыжи, как меня забодал баран.
Алкоголь — только разрушает. Создает — протест против всего и в том числе, против алкоголя. Это о пьянстве:
«…Такие кутежи, Расславленные на восток и запад, Покрыли нас стыдом в чужих краях. Там наша кличка — пьяницы и свиньи, И это отнимает не шутя Какую-то существенную Существенную мелочь У наших дел, достоинств и заслуг. Досадно ведь».Тезисы для итальянской книги двух сценариев.(Предисловие: диалог с Тонино):
1. Град.
2. «Сокол» и котенок.
3. Тяпа идет к леснику.
4. Я хотел бы снимать любительское кино (чтобы доказать, что не зритель (рынок) должен руководить кинематографом).
5. Париж и Рим.
6. Иностранец за границей, провоцирующий событие, чтобы не ощущать одиночества и ненужности.
7. Любимые книги.
8. О фильме «Рублев» — 6 часов. О кусках, не вошедших или изменившихся.
Итало Звево (раскаяние) «La Coscienza di Zeno»
Borges — Finzioni (раскаяние?)
Jean S`eret
Анатолий Солоницын (Гамлет). Борис Никифоров (Призрак) и Андрей Тарковский на репетиции «Гамлета»
Ездил с Ларисой в Горький, где было 12 выступлений. Очень устал: я чересчур серьезно отношусь к этим встречам. Встречали во всех аудиториях неожиданно тепло и с энтузиазмом, я бы даже сказал.
Я ставлю «Гамлета» вынужденно иначе, чем это делали и сделают англичане, — отбрасывая Шекспира-поэта. Любой перевод — тем более гениальных стихов — невозможен. В нашей постановке не будет Шекспира-поэта, как это ни прискорбно. Но лучше к этому относиться сознательно, чем, обращаясь к весьма среднему переводу Пастернака (если не сказать попросту — дурному), делать вид (и внушить это зрителю), что мы имеем дело с шекспировской поэзией. Поэтому если не знать английского языка, то мы никогда не поймем ни одной постановки, сделанной англичанами, которые, делая Шекспира, реализуют поэтические образы.