Мартиролог. Дневники
Шрифт:
Творится что-то странное: картина уже вышла в двух кинотеатрах. В прокате говорят, для того раньше, чем намечено (в сентябре), чтобы узнать, как будет идти на фильм зритель. Чепуха! Не верю ни одному их слову. Ни одной афиши, ни одной рекламы. Без премьеры! Короче говоря, тихо-тихо, вторым экраном.
Сегодня приходила женщина — приглашает меня на встречу в «Правде». Мне это не нравится. Тут не без провокации.
Феликс Кузнецов хочет помочь опубликовать полемику по поводу «Зеркала» в «Литературке» и «Комсомольской правде». И кажется, он что-то говорил о «Неделе».
Сегодня виделся с М. Захаровым. Он хочет посмотреть Толю в спектакле. Надо с ним срочно связаться.
«Зеркало» идет в двух кинотеатрах: на Таганке и в «Витязе» в Черемушках. Без рекламы,
До сих пор об «Идиоте» ни слуху ни духу.
Несколько записок во время встречи со зрителями в Жуковском (ЦАТИ), Фрязине и др. местах:
«Впечатление огромное. Спасибо за то, о чем Вы говорите и о чем заставляете думать. Хотя и страшно».
«Мы Вам сочувствуем, что приходится аудитории, даже студенческой, объяснять и разжевывать Ваши работы. Это очень грустно».
«Пользуясь возможностью непосредственного контакта с Вами, хочется сказать от не только моего лица и моих многочисленных друзей и просто знакомых, что он воспринялся нами как большое событие в жизни каждого из нас, и Ваши злоключения 5-летние просто поражают. Мнение многих — это один из немногих, фильм — событие, и удача фильма — фон, отлично выполненный, на котором и стал виден Рублев как таковой. Баку, врач».
«Большое спасибо Вам за фильм Зеркало. Наконец появился фильм, в котором буду я черпать силы для мировоззрения, которое начало угасать, приземляться, начал появляться „мозговой“ жир. Спасибо за пробуждение от спячки. Этот фильм привел в систему не доходившие до ясного конца утомительные рассуждения о жизни. Теперь понял, почему вопрос „почему“ часто остается без ответа. Надо начать. Нам и сейчас, может быть, еще что-нибудь удастся…»
Вот еще два письма по поводу «Зеркала». Одно из Ленинграда, от вдовы Герман. Другое от Владимова.
«Дорогой Андрей Арсеньевич. Простите, что пишу Вам. Это в моей жизни первое „такое“ письмо. Месяц тому назад я посмотрела „Зеркало“, и месяц я хотела Вам написать и никак не могла решиться. Наверно, Вам это и неинтересно и ни к чему, но я не могу не написать. Я вот уже месяц не могу забыть и как-то отойти от этого наваждения. Я, которая, к своему ужасу, мгновенно забываю даже прекрасные книги, которые иногда удается прочитать (это старость), я помню каждый кадр, каждое слово. Всю картину, начиная с эпиграфа, я проплакала, почему — не знаю. Я только боялась, что вот она кончится. Это так прекрасно.
Большего счастья от соприкосновения к чистому, удивительному и прекрасному искусству я не испытывала никогда в жизни. Спасибо Вам. Да хранит Вас Бог».
«Дорогой Андрей Арсеньевич,
Как-то не принято у нас писать незнакомым (или — малознакомым) авторам — мы, конечно, многое теряем от этой нашей разобщенности.
Не сочтите мой отклик запоздалым — природа Вашего „Зеркала“ такова, что его воспринимаешь не сразу целиком, а понемногу вспоминаешь и „дозреваешь“ днями и неделями. (Кстати, пусть Вас не огорчает, не тревожит, если кто-то уходит, не досмотрев, — многие потом признаются, что хотели бы увидеть еще раз, я слышал такие признания.) Вещь получилась необычайно плотная, без пауз, некогда вздохнуть, она тебя сразу, с эпиграфа о мальчике-заике, крепко ввинчивает в кресло и держит под высоким напряжением.
Это очень русский фильм — и значит, не переводимый на иной язык, на иное мировоззрение, его невозможно пересказать, невозможно сформулировать — формулировке поддается
Это фильм авторский, фильм Тарковского, а не кого-либо другого, — больше даже, чем „Иваново детство“ или „Рублев“ („Солярис“ я, к сожалению, не видел); даже хроника воспринимается так, будто она Вами же и снята. В фильме не-Вашем пушка, сваливающаяся в воду с понтона, выглядела бы потерей „матчасти“, у Вас же — получается гибель живого существа, не менее страшная, чем трепыхание раздавленной птицы.
Повторяю, всякий пересказ — беспомощен; в любой кадр столькое вложено и так прочно сплавлено, что мы б занялись безнадежным делом, пытаясь разъять неразнимаемое, — толкуя, скажем, о сплетении философских магистралей, об особом даре интимности, откровенности или о тех приемах, какими создается загадочное, поражающее нас — да Бог мой, какими приемами выражена смертная тоска бунинского мужика оттого лишь, что „журавли улетели, барин!“.
Может статься, Ваша картина стала бы понятнее, физически доступнее широкому зрителю, будь она чуть стройнее организована, ведь стройность композиции еще никому не навредила, — но, однако, с какой стати мне болеть за другого зрителя, когда я сам полонен, обрадован, наполнен и живу этой картиной, когда она стала моей!
Хочу попросту Вас поздравить и пожелать душевных сил на будущее.
Г. Владимов
9 февраля, 1975
P. S. Извините, что пишу на машинке, почерк корявый. Г. В.»
С «Идиотом» еще ничего не ясно. Ермаш будто умер. Пронесся слух, что все им недовольны и поэтому его снимут. Если бы! (А кого назначат?!) Был вчера у Черноуцана в ЦК. «Советовался». Он поможет «пошебуршать».
С Захаровым договорился так (в связи с его неуверенностью насчет Солоницына и административными трудностями): с сентября начнем репетировать «Гамлета» с Солоницыным, если тот согласится на договор. Если роль и спектакль удадутся — Захаров берет его к себе в театр. Надо срочно поговорить с Толей.
Сценарий по Гофману не вытанцовывается.
Накануне майских праздников был у Черноуцана. Хотел, чтобы он помог мне устроить свидание с Сусловым. Но как-то ничего из этого не вышло-он (Ч.), наверное, не может этого. Тем не менее, он предпринимает кое-какие шаги. Буду звонить ему после 10 мая. И все-таки мне хотелось бы написать письмо Брежневу или Суслову чтобы раз и навсегда определиться. Надо попросить Колю и Лёву [Оникова], чтобы письмо не завалялось.
В Прибалтике (в Таллине) хотят совместную с ФРГ поставку «Доктора Фаустуса» Т. Манна. Это, конечно, к заработку не будет иметь никакого отношения.
Вот я и снова в Мясном. Приехал несколько дней тому назад. Здесь — рай. Лариса засеяла весь огород. Дел, конечно, очень много — и с домом, к зиме, и прочих тоже хватает. Лара работает без устали, говорит, что у нее — активный отдых.
В Москве почти ничего не произошло. «Зеркало» идет в ленинградском «Великане» с большим успехом. Начинаю репетировать «Гамлета» в театре имени Ленинского комсомола. Гамлет — Солоницын, Офелия — Чурикова.
Итальянцы собираются пригласить «Зеркало» на праздник «Униты» в Рим. Интересно, сможет ли Ермаш отказать итальянской компартии в этом? По поводу «Идиота» ничего нового.
Договорился со Стругацкими насчет «Пикника». Познакомился с Борисом. Он тоже милый, но умничает, не в пример Аркадию. Он, видимо, идеолог. Аркадий же рабочий и симпатяга. Хотя здесь тоже не так уж просто.
Здесь в ближайшее время я должен написать либретто к «Жанне д’Арк» и сценарий (к концу июля) по Гофману для Таллина. Что-то он у меня не получается этот сценарий. Нет конструктивной идеи.