Мартиролог. Дневники
Шрифт:
Настроение ужасное.
Апрель-май 1974
Немцы заглохли. На студии не против нашей с Сашей заявки по «Идиоту».
Был скандал в связи с показом материала Ермашу, который ничего не понял. Директор Каннского фестиваля господин Бесси видел фильм, который он очень высоко оценил и выбрал для Канн. Начальство не дает, говорит, «не готов», мол. Посмотрим. Я сделал наконец окончательный, надеюсь, вариант монтажа фильма.
25-го уезжаю в Рим на премьеру «Соляриса».
Завтра перезапись «Зеркала». Убедил худсовет, что она необходима, ибо без нее никто ничего не поймет. 24-го уезжаю в Рим. Саша в крайнем случае, один покажет картину кому надо.
Отнес заявку «Идиота» в Экспериментальное объединение. Неужели придется серьезно ссориться с Ермашом? За мной «не заржавеет». Мерзавцы безграмотные!
Если начальство будет задерживать договор на «Идиота» в связи с осложнением по поводу «Зеркала», устрою грандиозный скандал.
Был Р. Балаян (друг Сережи Параджанова). Я и Шкловский послали письмо Щербицкому.
«Первому секретарю ЦК Компартии Украины
товарищу Щербицкому В. В.
Из газеты „Вечерний Киев“, из статьи, подписанной помощником прокурора г. Киева, мы получили сенсационное сообщение о преступлениях советского режиссера Сергея Параджанова, „работника студии им. Довженко“.
Насколько нам известно, в традициях советского суда есть понятие, что подсудимый до приговора еще не может быть назван преступником. Статья же эта ставит Параджанова рядом с пьяницами, хулиганами и не дает представления, что это за человек. Статья подписана юристом, который должен знать процессуальные нормы. Между тем эта статья осуждает человека до суда, что может оказать давление и на суд, и на мнение общественности. Такая практика нам чужда и вредна для судопроизводства.
Вам пишут два работника кинематографии, имеющих сложный путь художников. Мы считаем, Сергей Параджанов находится на подъеме своего творчества, но мало использован. К сожалению, большинство наших режиссеров не могут похвастаться большим количеством картин.
Сергей Параджанов за 10 лет выпустил только две картины: „Тени забытых предков“ и „Саят Нова“. Картины уже оказали влияние в первую очередь на украинскую кинематографию, во вторую — на кинематографию в целом, и, наконец, на мировое кино. „Тени забытых предков“ не только для Украины, но и для всех украинцев, которых столетия бурь разбросали по всему миру, показали, что только в Советском Союзе украинское искусство заговорило полным голосом.
Мы не знаем дела Параджанова, но чувствуем свою ответственность за его судьбу как за судьбу очень большого художника. Мы видели десятилетнее забвение Дзиги Вертова, мы видели, с каким трудом партия восстанавливала работы Сергея Эйзенштейна, поправляя художественное руководство. Существует много картин, но очень мало картин многолетних. Мы несем ответственность за мировое кино.
Мы верим, что советский суд сохранит крупнейшего режиссера. Человек запутался. Ему надо помочь. Он нам нужен. Потенциально нужен. Мы просим не о жалости, а напоминаем об экономии творческих сил. В мировом искусстве мало людей, которые могут заменить Параджанова. Он виноват — виноват в своем одиночестве. А мы виноваты в том, что не думали о нем ежедневно и не раскрыли значение мастера.
Сережу, по словам Ларисы, посадили на 5 лет. Он, конечно, обжалует решение украинского суда.
Только что (1 мая) вернулся из Италии. Была так называемая премьера «Соляриса». Ездили втроем — я, Банионис и Н. Бондарчук. Боже, ну и глупа же Наталья!
В Италии прокатчики зарезали картину на 30 минут. Я не преминул возмутиться в одном из интервью. Ну, да это как мертвому припарки. Были на Капри, в Риме, должны были ехать в Милан, но прокатчика (г. Ланци) испугала возможность скандала, который я мог бы устроить по поводу урезания фильма, и мы остались в Риме. Была дикая погода — лил проливной дождь. Виделся с Роберто Куома (коммунист). Работал 2-м режиссером на «Красной палатке». Сейчас продюсер. Познакомил меня с двумя ответственными лицами из итальянского телевидения (государственного). Они предлагают мне:
1. серию получасовых передач (любое количество) по Джанни Родари — «Сказки по телефону»;
2. дико загорелись «Иосифом и его братьями»;
3. готовы на совместного «Идиота» при условии нескольких иностранных актеров.
Италия на этот раз произвела на меня ужасное впечатление. Все говорят о деньгах, о деньгах и о деньгах. Видел Феллини. Он очень высоко ставит мои способности. Смотрел его «Амаркорд». Интересно. Но все-таки для зрителей. Кокетничает и очень режет — торопится понравиться. Но человек чудный и глубокий. Рассказывал о том, как на III-м Московском фестивале Герасимов сутки его уговаривал снять с конкурса «8 1/2 ». Мол, не получит ничего. Феллини был удивлен, что я получаю меньше зарплату,
Раньше я подумывал о возможностях заграничных. Теперь я их боюсь. Страшно мне. Тяжело там. И жить, и работать.
Кажется, с Ларисой все кончилось.
Как с Тяпой быть? Вот ужас.
Послал (вернее, написал, пошлю завтра) письмо в Комитет по Гос. премиям:
«Уважаемая Комиссия!
Я обращаюсь к Вам от всех членов нашей творческой группы. Для нас было большой радостью узнать о том, что фильм, созданный нашим коллективом, выдвинут на соискание Государственной премии СССР 1974 года.
Даже если фильм и не получит этого высокого признания, сам факт обсуждения кандидатур его создателей уже нас ко многому обязывает. Огромная к вам, уважаемые члены Комиссии, просьба: включить в список представленных к Государственной премии по кф „Солярис“ звукооператора Семена Александровича Литвинова.
Во-первых, это известный на нашей студии звукооператор, сделавший множество хороших фильмов.
Во вторых, мы не мыслим наш творческий результат без участия звукооператора Литвинова — истинного художника и мастера своего дела. (Что будет понятно каждому после просмотра картины.)
В-третьих, было бы несправедливо забывать о звукооператорах тем самым представлять их профессию как второсортную в числе остальных членов творческой группы.
Тем более, мы знаем некоторых звукооператоров-лауреатов Гос. премий, что морально приподнимало эту профессию и служило способом стимулировать ее творческое достоинство.
Простите за неуместное многословие, но я считаю своим долгом сказать вам об этом.
С уважением,
Очень все запуталось, настроение скверное. Из жизни — обыкновенной и нормальной — ничего не выходит. С картиной тоже плохо — начальство не принимает. Все перипетии ее я записываю в рабочий дневник.
Англичане предлагают поставить у них «Бесов» Достоевского. Прислали сценарий некоего Michael David’а. Он даже уже разбит на кадры. Я еще не прочел его, но, наверное, сценарий плохой: чует мое сердце. А потом — как это? В Англии, с английскими актерами делать Достоевского? Не согласен.
Итальянцы предлагают (я уже писал об этом): Родари и «Иосифа Прекрасного».
Немцы из ФРГ предлагают «Доктора Фаустуса» — гос. телевидение совместно с киностудией в Берлине. (Кажется, с ней должен будет быть связан С. А. Гамбаров.) Два варианта фильма — для TV и для кинопроката. Через 3 недели в Москву приедет кто-то из их TV для переговоров. По-моему, это лучший вариант. Может быть, плюнуть на все и заключить контракт с немцами?
На днях получил ответ на имя Шкловского и мое из Прокуратуры Украинской ССР. Вот это письмо:
«тт. Тарковскому А. А.,
Шкловскому В. Б.
г. Москва, киностудия „Мосфильм“
Ваше письмо по делу Параджанова С. И., адресованное в ЦК КП Украины, рассмотрено в Прокуратуре УССР.
За совершение преступлений, предусмотренных ст. 122 ч. I и II, ст. 211 УК УССР, Параджанов осужден Киевским областным судом к 5 годам лишения свободы. Параджанов ранее судим за аналогичное преступление. Свою вину по настоящему делу он признал частично. Кроме того, его вина подтверждается показаниями многочисленных свидетелей.
Оснований для принесения протеста не имеется.
Государственный советник юстиции III класса М. САМАЕВ
24 мая 1974 г., г. Киев, 20–21.У МЛ»
Нынче ночью приснился сон: будто я умер, но вижу, вернее чувствую, что происходит вокруг меня. Чувствую, что рядом Лара, кто-то из друзей. Чувствую, что бессилен, неволен и способен лишь быть свидетелем своей смерти, своего трупа. А главное, — что испытываю в этом сне давно уже забытое, давно не возникавшее чувство, — что это не сон, а явь. Чувство это настолько сильно, что поднимается в душе волна грусти, жалости к самому себе, и возникает странное отношение к своей жизни, будто эстетическое чувство. Когда сам себе сочувствуешь так, будто твое горе — чужое, что ты сам со стороны на него смотришь и оцениваешь, что ты за пределами своей высшей жизни. Как будто моя прошлая жизнь — жизнь ребенка, лишенного опыта, беззащитного. Время перестает существовать, страх. Ощущение бессмертия. Мне виделось место (сверху, откуда-то с потолка), где устанавливают постамент для гроба. Людей, суетящихся по поводу моей смерти. А потом я воскрес, но никто не удивился. Все пошли в баню, но меня туда не пустили — не было билета. Я соврал, что я банщик, но у меня не оказалось удостоверения. Но это уже был просто сон, и я знал, что это сон. Этот сон о смерти уже второй раз. И каждый раз чувство исключительной свободы и ненужности защиты. Что бы это значило?