Мартовские фиалки
Шрифт:
– Но ты хотя бы предполагаешь, почему он пришел к тебе с пистолетом в руках?
– Довольно серьезный господин поручил мне одно дело, но жена этого господина почему-то вбила себе в голову, что он нанял меня для того, чтобы я подглядывал за ней в замочную скважину. Она вчера вечером пригласила меня домой и затащила к себе в постель, а потом обвинила в том, что я лгу, когда я сказал ей, что в мои задачи не входит изучение ее личной жизни – с кем она спит и тому подобное. После этого она выставила меня вон. Не успел я добраться до своего дома, как у меня в дверях появился этот чокнутый и, направив мне в живот пушку, заорал, что, мол, я изнасиловал эту даму. Какое-то время мы кружили по комнате – кто кого, – а потом пистолет неожиданно выстрелил. Думаю, что этот малыш сходил от нее с ума, а она это знала и использовала.
– И приказала ему тебя прикончить?
– Так я себе это представляю. В общих чертах. Изложить тебе всю эту историю более подробно не могу – тогда мне придется говорить о вещах, о которых я просто не имею права говорить.
– Полагаю, ты не назовешь мне имени ни этой дамы, ни ее мужа.
Я дал понять ему, что он не ошибается, и в этот момент начался фильм «Высший порядок» – один из тех патриотических фильмов, сценарии которых клепают в своих кабинетах ребятишки из министерства пропаганды. Штальэкер почти стонал.
– Пошли отсюда, – сказал он. – Давай лучше где-нибудь выпьем. Не выношу это дерьмо.
Мы отправились в бар «Дикий Запад», расположенный на втором этаже, где оркестранты, одетые ковбоями, исполняли «Дом на пастбище», а на стенах были нарисованы прерии с пасущимися буйволами и с индейцами, которые на них охотились. Прислонившись к стойке, мы заказали пару кружек пива.
– И это никоим образом не связано с делом Пфарра. Так?
– Меня наняла страховая компания, чтобы я расследовал обстоятельства пожара, – ответил я.
– Ну хорошо, – сказал он. – Я хочу тебе кое-что сказать, а потом можешь послать меня к черту. Так вот: брось это дело, иначе нарвешься на крупные неприятности.
– Бруно, отправляйся к чертям, мне обещаны серьезные деньги.
– Когда попадешь в концлагерь, вспомнишь, как я тебя предупреждал.
– Обещаю. Теперь давай выкладывай.
– Ни один должник не дает столько обещаний судебному приставу, сколько ты. – Он только вздохнул. – Значит, так. Этот Пауль Пфарр был птицей высокого полета. Закончив учебу в 1930 году, эта «мартовская фиалка» тут же вступает в СА, и в 1934 году он уже помощник судьи в берлинском полицейском суде. Среди прочего он занимается делами о коррупции среди полицейских. В том же году он уже в СС, а в 1935 году переходит в Гестапо, где контролирует работу различных ассоциаций, профессиональных объединений и, конечно. Немецкого трудового фронта. В этом же году, но несколько позже его переводят в министерство внутренних дел, где он подчиняется непосредственно Гиммлеру. И тут он возглавляет отдел, расследующий коррупцию среди слуг рейха.
– Странно, что они эту самую коррупцию здесь заметили.
– У Гиммлера, очевидно, самое смутное о ней представление. Тем не менее Паулю Пфарру вменяется в обязанность пристальное наблюдение за Немецким трудовым фронтом, где коррупция просто процветает.
– Значит, получается, что он – ставленник Гиммлера?
– Получается, так. И бывший босс Пауля Пфарра готов пойти на все, чтобы обнаружить убийц. Пару дней назад рейхскриминальдиректор создал специальную группу по расследованию обстоятельств смерти Пауля Пфарра. Компания подобралась что надо – Горман, Шильд, Йост и Диц. Если они узнают, что ты путаешься у них под ногами, Берни, от тебя останется только мокрое место.
– У них есть какие-нибудь зацепки?
– Я слышал только, что они ищут какую-то девушку. Похоже, она была любовницей Пфарра. Но никто не знает ее имени, а также куда она исчезла.
– Знаешь, что я тебе скажу? Исчезать теперь стало модно. Все этим занимаются.
– Да, я слышал об этом. Надеюсь, ты не гоняешься за модой?
– Я? Да я, похоже, единственный человек в этом городе, у которого нет униформы. Так что модником меня никак не назовешь.
Вернувшись на Александрплац, я зашел к слесарю и попросил его сделать мне копию ключей от кабинета Ешоннека по тем слепкам, которые я получил. Я часто обращался к нему с такими просьбами, и он ни разу не задавал мне никаких вопросов. После этого я забрал белье из прачечной и поднялся к себе.
Не успел я подойти к двери своей конторы, как увидел у себя перед глазами удостоверение сотрудника Зипо, а под его расстегнутым серым фланелевым пиджаком пистолет системы «Вальтер».
– Наверное, вы и есть тот самый детектив. Мы ждем вас, чтобы кое-что обсудить.
У него были волосы горчичного цвета, свисавшие клоками, словно шерсть у овцы, а нос напоминал по форме пробку от бутылки шампанского. Его усы были шире, чем поля у сомбреро. Его спутник был типичным представителем арийской расы, каких изображают на прусских предвыборных афишах – с квадратным подбородком и выступающими скулами. Оба они смотрели на меня ледяными глазами и время от времени фыркали, словно я только и делал, что портил воздух или отпускал грязные шуточки.
– Если бы я знал, что вы здесь, я бы лучше остался в кино.
Стриженный, который показал мне удостоверение, тупо уставился на меня.
– Вас ждет криминальинспектор Диц, – сказал он.
Тот, которого он назвал Дицем и который, как я понял, был здесь старшим, сидел на краю моего стола и недовольно качал ногой.
– Вы простите, но у меня нет с собой книги для автографов, – сказал я и подошел к окну, где стояла фрау Протце. Она всхлипнула и, вытащив из рукава платочек, высморкалась. Не отнимая платок от носа, она обратилась ко мне:
– Вы меня извините, господин Гюнтер, но они ворвались сюда и все вверх дном перевернули. Я сказала им, что не знаю, где вы и когда вернетесь, и тогда они совсем распоясались. Никогда бы не подумала, что полицейские могут так неприлично себя вести.
– Это не полицейские, – сказал я. – Это свиньи в костюмах. Но вам лучше отправиться домой. Приходите завтра.
Она снова всхлипнула.
– Спасибо, господин Гюнтер, – ответила она. – Но я не думаю, что вернусь сюда. Боюсь, у меня слишком слабые нервы для таких сцен. Мне очень жаль.
– Все в порядке. Я вышлю вам жалованье по почте.
Она кивнула и пулей выскочила из кабинета. Стриженный громко заржал и пинком ноги захлопнул за ней дверь. Я открыл окно.
– Уж очень воняет, – сказал я. – Слушайте, а чем вы занимаетесь, когда не стращаете пожилых вдов и не шарите по чужим шкафам в поисках мелочи?
Диц соскочил со стола и подошел к окну.
– Я уже наслышан о тебе, Гюнтер, – сказал он, глядя вниз на мостовую. – Ты когда-то служил в полиции и знаешь правила и уставы, согласно которым я могу сделать с тобой все, что захочу. Могу, например, усесться на твою мерзкую рожу и просидеть на ней целый день, даже не объясняя, зачем это делаю. Но я не хочу с этого начинать. Надеюсь, мы с тобой договоримся по-другому. Если ты, конечно, перестанешь валять дурака и расскажешь мне все, что тебе известно о Пауле Пфарре. Ты расскажешь, и мы немедленно уйдем отсюда.