Маруськин календарь
Шрифт:
Маруська хорошо умела считать до 20, но в палочках на столе это выглядело куда понятнее, чем в годах. Поэтому она задумчиво уставилась в окно.
Лесничество было от нас недалеко и никаких полицейских на дороге к нему и быть не могло. Потому что лес кругом дикий и нехоженный. Но правила есть правила. И новое папино правило гласило, что никаких диких животных без разрешения трогать нельзя, именно потому, что они дикие и такими оставаться и должны.
Маруська поначалу расстроилась, потому
Вокруг очень старого сруба, в котором располагалась и контора, и жильё, были полузаросшие вольеры. Навстречу папе и Маруське вышел Илья Иванович, лесничий.
–
Хочешь зайчиков посмотреть? – спросил он.
Маруська слегка потупилась и закивала головой.
–
Пойдём кроха, – он легко потрепал Маруську по голове.
–
Пап, – шёпотом позвала девочка, – и косулю, косулю тоже!
Папа подмигнул: а то!
В вольер с зайчиками вошли все сразу. Куча ушастиков разного роста и возраста кинулась врассыпную.
Илья Иванович присел на корточки и достал из кармана пакет с угощением для зайцев. Он высыпал кусочки овощей и фруктов и витаминные палочки в миску. Пара зайчиков охотно поскакала к нему.
–
Этот давно у нас живёт, – указал на одного Илья Иванович. – Я его на пожаре спас. У него ножки обгорели. Совсем маленький был. Прыгать умеет, а бегать – нет. Поэтому и держу. Хороший он, ласковый.
Заяц понюхал руку старика и охотно захрустел капустным листом.
Маруська подёргала папу за рукав:
–
Погладь, конечно, – разрешил он.
Заяц чуть дрогнул, поднял голову, не выпуская изо рта листик, и затем снова уткнулся в миску. Ещё пара зайчиков осторожно приблизилась и захрустела угощением.
– А остальные почему не идут? – спросила Маруська.
– Они совсем дикие и я их не приручаю, – сказал старик. – Их выпускать буду. Негоже, чтоб они людей не боялись, а то обидит кто. Пойдём, я тебе махоток покажу.
– Кто это – махотки? – удивилась девочка.
– А вот увидишь, – лукаво подмигнул Илья Иванович.
В доме приятно пахло травами, хлебом и ещё чем-то вкусным. Посреди большой комнаты стояла белёная печь с ситцевыми занавесками. Дед полез куда-то наверх и достал из-за занавески небольшое лукошко, застеленное старым шерстяным платком. Он откинул край и сказал:
– Смотри-ка, вот они – махотки.
На дне корзинки в сером пуху платка лежали несколько комочков разного цвета.
– Кто это? – удивилась Маруська.
– Зайчатки и котятки, – тихо сказал дед и осторожно погладил одного пальцем.
– Котятки? – снова удивилась Маруська. – А они тоже
– Нет, они домашние, – папа присел на лавку и усадил Маруську на колени, чтобы ей лучше видно было.
– Маленькие они очень, мамка им нужна, – ласково сказал дед и снова погладил комочек. Комочек пискнул и тут же из-под лавки выскочила крупная трёхцветная кошка и недовольно мяукнула.
– Иди-ка вот, мамаша, посмотри, что как, – позвал Илья Иванович кошку.
Кошка залезла в корзинку. Тут же завозились комочки, запищали. Через минуту каждый малыш зарылся носом в пух кошачьего пузика и зачмокал.
– Как же так? – не переставала удивляться Маруська.
– А так, – сказал папа, – иногда дети или взрослые находят в лесу выводок зайчат и с чего-то решают, что их мамка бросила. Забирают они, значит, зайчат и нам привозят. Вот Марфушенька их и выкармливает. Тут, наверное, половина лесных зайцев её приёмыши.
– А почему зайчата без мамы сидят? – спросила Маруська.
– Да потому что мамы иногда тоже кушать хотят, – сказала дед. – Зайчихи не едят вокруг своих деток травку. Они уходят не очень далеко, но уходят, чтобы в том месте, где малыши их сидят, не было лишнего запаха, следов и травка погуще была, повыше. А то лиса найдёт или собака дикая.
– А находят люди, – продолжил папа, – и зачем-то забирают, Как будто зайчиха может оставить записку: ушла на 15 минут, никого домой не забирать.
– Ну что за люди! – сказала Маруська, совсем как взрослая.
– Всякие бывают, хорошо хоть Марфушенька у нас такая добрая, – сказал дед.
Косуля тоже попала в вольер к Илье Ивановичу не по своей воле. Её подстрелили браконьеры, но она смогла раненая уйти. И на своё счастье, недалеко. Выскочила она как раз под машину к папе и Илье Ивановичу, когда они объезжали лес. Получилось и косулю спасти и браконьеров засечь. Косулю вылечили, конечно. Ранка зажила и дед хотел её выпустить, но косуля наотрез отказывалась выходить из вольера, даже если двери оставляли открытыми на всю ночь. Косулю назвали Таука, как лошадку из книжки “Дети капитана Гранта”.
Она лишь немного помедлила, прежде чем взять у Маруськи из рук яблочко. Маруськиному восторгу предела не было. Она очень сильно старалась не пищать и не прыгать от восторга. У косули был большой чёрный мокрый нос и просто огромные пушистые уши, которыми она смешно подёргивала то одним, то другим. Маруське очень хотелось обнять её за шею и потискать, но нельзя, всё-таки она не Алтай, и не ручная.
– Я знаю, кого тут можно потискать, – сказал папа.
За домом обнаружился невысокий загончик, в котором вальяжно растянувшись лежали две огромные немецкие овчарки и резвились щенята и один лисёнок без ушка.