Марья Бессмертная
Шрифт:
– Понятно, – протянула я. – Ладно, в путь! Дорога сама не кончится.
По эту сторону от реки Смородины обстановка уже жути не нагоняла. Лес был самым обычным, птички пели непрерывно, солнышко приятно пригревало.
Кощеев Конь мчал по дороге со скоростью хорошей спортивной машины, и от сильного ветра в лицо спасал только легкий магический щит посоха. А вскоре на пути стали попадаться крестьянские телеги. Толком разглядеть я их не успевала, но было их довольно много.
– Кощеевы данники, – пояснил Яр. – Они смирные. Платят батюшке твоему за защиту и спокойствие и живут
Вокруг то и дело мелькали деревеньки, дубравы и березняки. Мы миновали несколько небольших речушек. Конь их просто перепрыгивал, не сбавляя скорости и тем самым окончательно убедив меня, что куда лучше любого внедорожника.
Однако солнце постепенно клонилось к закату, и, несмотря на волшебное седло, моя спина и то, что пониже, начали серьезно намекать, что пора и на отдых.
– И где там корчма, Костопрахом обещанная, для ночевки? – спросила я.
– Через четверть часа в «Трех кабанятах» у старого Неклюда окажемся, – отозвался Конь. – Он в здешних местах самый хороший овес держит, без плевел.
Корчма и впрямь показалась скоро. Располагалась она на перекрестке четырех дорог и, несомненно, пользовалась успехом у проезжающих, судя по количеству коней, привязанных к коновязи, и груженых телег неподалеку.
Мы заехали во двор, когда над горизонтом от солнца остался лишь самый краешек. Стрекотали кузнечики, а воздух был пропитан ароматами дыма, смолистой хвои и жареного мяса.
Откуда-то из-за угла вылетел босоногий парнишка и, низко кланяясь, помог мне спуститься.
– Ай и рад будет старый Неклюд Василису Кощеевну вновь увидеть, – заголосил он, явно давая понять хозяину корчмы, что гости к нему пожаловали необычные. – Ох и привалило радости на старости лет хозяину. Сама Василиса Кощеевна приехала!!! – заорал парень уж совсем неприлично громко.
– Я его сейчас сам привалю, – проворчал посох. – Слышь, отрок, заткнись, а? – он клацнул челюстью и полыхнул зеленым пламенем в глазницах.
Парнишка ойкнул, замолчал и вновь согнулся в поклоне, а дверь корчмы распахнулась. Оттуда, вытирая огромные волосатые руки о длинный фартук, к нам спешил, по-видимому, сам хозяин: огромный широкоплечий дед, неприлично бодрый для своего возраста.
– Прошка! – рявкнул он с ходу. – Коня Василисы Кощеевны отведи да поставь отдельно от иных. И овса самого лучшего, и водицы колодезной ему налей. Расседлай скоренько, да сумы с поклажею в покои гостевые занеси.
Конь, явно довольный таким вниманием, лишь всхрапнул, позволяя парню взять поводья и отвести себя прочь. А старый Неклюд уже стоял возле меня, кланяясь так, что спина хрустела.
– Ох и порадовала старика, Василисушка, – проговорил он. – Ох и принесла радости. А батюшка твой тоже приехать изволит? Уж как я рад, что помирились вы. Правильно люди говорят – семья сильна, когда над ней крыша одна…
– Я тоже рада вас видеть, – пробормотала я, перебивая плавную речь Неклюда и раздумывая, сказать ему, что он ошибся, или пусть остается как есть. Решила молчать, тем более что у хозяина, по-видимому, никаких сомнений не возникло.
– Батюшка пока не приедет. Дела, сам понимаешь. А мне переночевать требуется. Да поужинать.
– Это уж всенепременно! – тотчас заверил старик. – Откушать изволите в отдельной светлице аль в общем зале поснедаете? На людей посмотрите, себя покажете…
– Давай в общем – решилась я. Надо же, в конце концов, как-то начинать изучать местные порядки. – Но себя показывать не желаю.
Посох в руке согласно дернулся. Значит, я правильно решила.
– Стол отдельный, как всегда? – спросил Неклюд, сопровождая меня к крыльцу и предупредительно распахивая скрипнувшую дверь.
– Как всегда, – ответила я и вошла в полутемное огромное помещение корчмы. Лишь накинула на лицо капюшон плаща, благо корона во дворце осталась.
Одновременно с тем Яр притушил свечение в глазницах, а потом череп на мгновение окутался темным дымком. Когда тот рассеялся, вместо черепа на верхушке посоха было лишь простое деревянное утолщение, словно высушенный комель.
Посредине зала стоял огромный стол, за которым на лавках сидели люди в простой одежде. На столе стояли блюда с жареным мясом, деревянные тарелки с крупно нарезанными сыром и хлебом. Огромные кружки пенились каким-то хмельным напитком, похожим на пиво. Негромкий гул разговоров, стоящий в зале, на мгновение стих, когда мы вошли, но почти сразу же возобновился вновь, а люди вернулись к еде.
Вдоль стен и у окон тоже стояли столы. Однако за ними сидели посетители, одетые побогаче. Пара воинов в кольчугах и при мечах тихо, склонив головы, о чем-то беседовали. Трое, судя по расшитым кафтанам, купцов играли в карты, не забывая баловать себя соленой рыбкой и пивом.
А в одном из углов сидел старик с гуслями, глаза которого были закрыты черной повязкой. Старик был слеп, но его пальцы трогали струны гуслей, рождая негромкую музыку. Стол перед ним был уставлен тарелками с едой. Рядом со стариком сидел мальчишка не более десяти лет от роду и увлеченно жевал огромную краюху хлеба. Поводырь, видимо.
Меня же Неклюд проводил в противоположный от старика угол, к небольшому, скрытому за занавеской алькову. Там стояли небольшой стол и пара лавок по бокам. Из стены, в специальном держателе, торчал подсвечник на пять свечей, который старик тут же и запалил от лучины.
Я присела на лавку и поставила посох в угол.
– Чем потчевать будешь? – спросила я, постаравшись, чтобы в голосе прозвучала усталость, и Неклюд понял, что беспокоить меня сейчас не надо.
– А вот позволь предложить тебе жаркое из зайца, – откликнулся тот. – Вино твое любимое имеется, медок пахучий да пироги сладкие. Коль еще чего пожелаешь, так мигом принесу.
Ага, пожелаешь тут… откуда я знаю, что они тут едят и как это называется?
– Неси зайца с пирогами, Неклюд, – махнула я рукой. – Только настругай мне еще овощей в миску. Огурчиков там, помидорчиков. Лучка зеленого да укропчика покроши. И сметанки нацеди полстакана.