Марью пишет сочинение (рассказы эстонских писателей)

Мянд Хельо Аадовна

Конечно, у нас мигом пропала всякая охота смотреть телевизор. Я сказал Юхану Кийлике:

— Мы ведь уговорились, что ты будешь дежурным офицером! А теперь по твоей вине случилась беда у ребенка, испачкан ворот рубашки.

Кийлике возразил:

— Никакая это не беда. Сажу ничего не стоит смахнуть щеткой.

Мы хотели снять с головы ребенка круг от прогара, чтобы вычистить рубашку, но круг никак не снимался. Мы с Кийлике хотели применить физическую силу, только из этого ничего не вышло: наш подшефный младенец начинал вопить.

Нам доверили мальчика без круга на шее, и каждому ясно, что мы должны

были вернуть ребенка в том же самом виде. Мы с Кийлике стали обдумывать, как бы снять круг.

Я спросил:

— Интересно, как снимают свои круги негры? Ты никогда не читал про такое?

Кийлике не читал, но у него на этот счет было собственное мнение.

— Негры и не снимают кругов с шеи, — сказал Кийлике, — чтобы не украли. В джунглях шейные обручи наверняка стоят бешеных денег.

Нам с Кийлике стало ясно, что черный континент нам не поможет, у нас нет никакой надежды получить оттуда добрый совет. И мы не на шутку приуныли. К счастью, Кийлике случайно выглянул в окно и увидел нашего одноклассника Тимошкина, он как раз шел мимо.

Две головы — хорошо, а три — лучше! Кийлике распахнул окно и спросил Тимошкина, не знает ли он, отчего круг от плиты на голову наделся, а обратно не снимается? Для наглядности мы показали ему вещественное доказательство.

— Проще пареной репы! — ответил Тимошкин. — Все тела имеют свойство расширяться при нагревании…

Так вот в чем дело! Наш подшефный ребенок до того распарился от битья в барабан, что голова его увеличилась в объеме — потому круг и не снимается.

Мы с Кийлике сразу вспомнили, как учитель по физике продевал в круг железное яйцо на цепочке, держал под яйцом зажженную спичку, и оно уже не пролезало обратно. Мы не стали больше задерживать Тимошкина.

Я сказал:

— Если от разогревания голова расширилась, то от охлаждения она должна сузиться.

Кийлике согласился:

— Это ясно как белый день!

Лучше всего охлаждает лед, только ведь весною его и за деньги не купишь. Мы нашли полотенце под кухонным краном. Но охладить голову подшефного младенца не успели, потому что два часа уже прошло и его мама вернулась домой. Ни о каких законах физики она не хотела и слышать. Она призвала на помощь силы небесные, но ждать их не стала, подхватила ребенка вместе с кругом на шее и побежала к знакомому слесарю. Перед тем как умчаться, она сказала, что расскажет обо всем председателю совета отряда Сильви Куллеркупп, а уж та нам спуску не даст!

У меня сразу испортилось настроение.

— Теперь нам начнут каждый день читать нотации, — сказал я. — Станут называть горе-тимуровцами.

Но Кийлике меня успокоил:

— Имя человека не портит. Да мы тут и ни при чем. Во всем виноват телевизор. Когда показывают такие фильмы, пусть предупреждают, что детям до шести лет смотреть запрещено.

Наше настроение снова улучшилось, мы решили оставаться тимуровцами и дальше. А для этого, ясное дело, надо было срочно найти кого-нибудь такого, кому нужна помощь.

Я не стану рассказывать, как мы ехали домой на автобусе — весной никому не хочется жить в интернате — и как случайно услышали разговор двух стариков из нашей деревни. Оказывается, городской трубочист не желает приезжать в деревню, а старикам самим на крышу не залезть, голова кружится. Не стану я рассказывать и о том, как под влиянием этого разговора мы с Кийлике встретились в субботу вечером позади живой еловой изгороди, которая растет возле дома старика Михкеля Пяртсу, как мы выждали подходящий момент и залезли на крышу. Расскажу только, что было дальше. Мы спустили в трубу Михкеля Пяртсу привязанные к веревке голики — Юхан Кийлике принес их с собою — и вот тут-то случилась беда, та самая, которая входит в дверь без стука Больше мы не видели нашего приспособления для чистки трубы! Обратно вытянули только пустую веревку.

Разумеется, мы с Кийлике до смерти перепугались.

Я сказал:

— Мы не помогли, а, наоборот, навредили Михкелю Пяртсу! Если раньше тяга в трубе была плохая, то теперь ее и вовсе не будет.

Но Кийлике сказал, что нет худа без добра. Теперь старику Микхелю уже не надо будет бегать с дымарем, когда его пчелы станут роиться. Затопит печь и откроет в доме окна, вот и вся работа.

Шутки шутками, но настроение наше от этого не становилось лучше. Мы с Кийлике прекрасно понимали: труба — это тебе не дымарь для пчел!

Если говорить честно, как оно было на самом деле, у нас на душе кошки скребли. И мы с Кийлике ломали голову, что бы такое придумать и зло обратить в добро.

Старинная народная пословица учит: где беда велика, там помощь близка. И это чистая правда.

Через два дня после истории с трубой в наш класс залетела пчела.

Виктор Каур пчелу поймал и хотел посадить в пустой спичечный коробок, чтобы потом выпустить ее на свободу в какой-нибудь самый подходящий момент, например, на торжественном школьном собрании.

Учитель природоведения Пюкк как раз в это время записывал нам в дневники двойки, но он все равно заметил, как Виктор Каур поймал пчелу. Учитель велел выпустить ее в открытое окно. После этого учитель Пюкк стал рассказывать нам о пчелах.

Мы слушали, затаив дыхание, потому что рассказ его был очень интересным и еще потому, что не хотели мешать учителю, — чем больше времени уходило на пчел, тем меньше оставалось на вызовы к доске.

Вот тут-то мы и узнали, что пчелы очень умные. У них даже есть разделение труда. Одни дежурят возле летка улья и отгоняют чужаков. Другие служат цистернами и приносят в улей воду в своих зобиках. Третьи заменяют вентиляторы: гонят крыльями воздух между сотами. Четвертые собирают с цветов пыльцу и нектар и перетаскивают в улей. А если какая-нибудь из пчел найдет много цветов, она летит к улью и начинает там вовсю танцевать. Так языком танца пчела рассказывает другим, что это за цветы, где они растут, много ли их и каков на вкус их нектар.

Учитель Пюкк рассказывал нам о пчелах весь урок.

Когда началась переменка, девочки пошли в коридор поразмяться, а мальчики остались в классе и решили еще раз проработать все, что рассказал учитель Пюкк, — и наглядно, чтобы лучше запомнить.

А чтобы никто не помешал этому, ученики Топп и Каур сделались дежурными пчелами и стояли возле дверей с канцелярскими кнопками в руке.

Четверо или пятеро мальчиков вентилировали воздух. Некоторые просто так жужжали.

А ученик Тээмуск был пчелой-цистерной, он бегал в коридор, набирал в рот воды из-под крана и приносил в класс. Охотников пить эту воду не находилось, и Тээмуск выфыркивал ее просто так куда попало.